|
— Младший, — улыбнулся Костя. — Повысил бы, товарищ адмирал, а? Очередное званьице… — Костя так обрадовался, что Гена вспомнил про их игры! Да ведь можно же с ним договориться, он чувствует! Костя тем и славится, что любого уговорить может, он Прошу чуть не уговорил с парашютом прыгнуть, он с милицией общий язык сразу находит, а родного брата, да еще такого доброго, такого близкого — не уговорит? — Не-ет, — покачал головой Гена. — Еще послужи, младший сержант… Еще ты не показал усердия… Там, у них, ты, может, маршал. А по нашему счету — младший сержант, вот тебе красная цена. Жить не умеешь. Вон у нас комсорг в цеху освобожденный — так ему за это ставку инженера платят. А ты за что стараешься? За так? Смотри, еще и разжалую! — Ты скажи конкретно: пойдешь в вечернюю? — начал терять терпение Костя. — Пойдешь? Я тебя спрашиваю! — А пошел ты! — пробурчал брат, лег на тахту и отвернулся к стене. Костя рывком повернул его: — Пойдешь? Гена стряхнул с себя руки Кости. — Что это тебя — не учили в школе комсомольского актива? Убеж-де-ни-ем надо действовать! А не силой… Силой каждый дурак может… А ты убеждай меня! Убеждай! — повторял Гена, отвернувшись к стене. Костя понял отца, понял, как это бывает, когда сглатываешь комок в горле. А к вечеру пришла мама с работы, и Гена, выспавшийся и совсем протрезвевший, стал просить у матери пятерку или хоть трешку. Он был изобретателен, как все Костромины, он говорил матери, что она должна ему дать денег, потому что из-за него все ее жалеют, а если бы не он, то кто, бы и пожалел ее? Он угрожал, что пойдет воровать, сумочки у бедных женщин отнимать — за трояк! — И вот будет суд, и кого же осудят? Тебя, мамуля, за то, что ты пожалела трояк родному сыну и тем самым, — ораторствовал Гена, — толкнула сына на преступление! Костя вышел из другой комнаты, попросил: — Отстань от матери. — А у тебя есть трояк? Нет? Ну так и закрой дверь! Он продолжал свои речи и, наконец, схватил мать за руку. Мама закричала. Костя бросился на него… Он был сильнее Гены, но и сейчас не мог его ударить, а только пытался скрутить, свалить, сам не зная зачем и что будет дальше. Мама кричала, зажимая себе рот, с ужасом глядя на дерущихся сыновей, и не знала, кого ей больше жалеть: несчастного старшего или несчастного младшего… А Геннадий старался как можно больнее и сильнее ударить брата, вымещая на нем всю злобу, застоявшуюся в руках и ногах, потому что ни один человек на свете больше не позволил бы Гене бить себя, а ему очень хотелось кого-нибудь избить. Наконец Косте удалось обхватить его и с силой прижать руки, — но с Геной случилась истерика, он порывался кусаться, плевал, изрыгал ругательства, не стесняясь матери… — 152 —
|