|
Хитрость удалась. Увидев двадцать пять молодцов в морской форме, комендант спорить не стал. — Этих отправить немедленно! — сказал он помощнику. К отправке на юг готовился грузовой эшелон, в котором было два полупустых вагона. Моряки заняли один из них. Помощник коменданта сказал: — В этот эшелон мы вообще никого не сажаем. Военный груз. А поскольку вы команда, сделали исключение. Заодно будете охранять эшелон в пути. Вот только вы без оружия. — Не беда! — весело ответил Никулин. — Мы и голыми руками в случае чего. Мог ли он думать, что слова его окажутся пророческими!.. НА ФРОНТ! НА ФРОНТ! Славно пахнет по ночам кубанская степь! Никулин и Захар Фомичев сидели, свесив ноги, в открытых дверях теплушки, вдыхая этот грустный, тонкий запах полыни и увядающих трав. Остальные моряки давно уже улеглись спать. — И вот получаю в госпитале письмо, — глухим, грудным голосом рассказывал Фомичев. — Конверт как конверт, самый обыкновенный, а у меня сердце падает. Боюсь открыть. Чую — плохое письмо. — Это бывает, — согласился Никулин. — Вроде как слезой оно пахнет. — Не слезой, а кровью, — строго поправил Фомичев. — Если бы только слезой, то я бы стерпел. А то — кровью... Он замолчал, прислушиваясь к шуму колес. Над степью в темно-прозрачной высоте сияли осенние звезды, порой они застилались дымом от паровоза. — Кровью! — твердо, с напором повторил Фомичев.— Жена писала в этом письме, что Колю да Ксюшу, ребятишек моих, убили фашисты, а самое искалечили. Навек нечеловеком сделали. Вот что в нем было, в этом письме... Помолчали еще. Мелькнул какой-то разъезд, а может быть, путевая казарма — не разберешь в темноте. Коротко и гулко прогудел под составом железный мост, и опять говор колес стал монотонно-ровным. — Как же теперь жить думаешь? — спросил Никулин. — Не знаю, — ответил Фомичев. — Сердце пекет — нет терпения. И днем пекет и ночью. Я вот парень здоровый, одной рукой два пуда кидаю, а, между прочим, смирнее меня парня не было. Чистый телок... Бывало, какой пьяный начнет задираться, я не связываюсь, скорей в сторонку, хотя этого пьяного одним пальцем пришибить могу. «Ну его, — думаю, — к бесу, подальше от греха...» А как письмо получил — сам себя не узнаю. Сделался я ужасно свирепый, ну чисто зверь. В России сейчас дюже много людей таких, у которых сердце пекет... — Это верно, — задумчиво сказал Никулин. — Теперь таких людей много... Откинувшись в глубь вагона и загораживаясь от ветра плечом, он закурил. Ветер срывал искры с горящей папиросы, мгновенно гасил их. — 8 —
|