За спиной Никулина в темной пахучей глубине вагона с заливом, с присвистом храпели моряки, а кто-то один все ворочался, тяжко вздыхая. — Фомичев! — негромко позвал Никулин. — Или блохи заели? — Не спится, — отозвался Фомичев. — Все хитрости военные придумываешь, — засмеялся Никулин. — Давай спи, рассвет скоро. — А ты сам? — Я командир, — пошутил Никулин. — Мое дело известное — вахту держать до утра. ...Светало медленно, рассвет пришел туманный, сырой. Никулин почувствовал влагу на воротнике своего бушлата. Очертания близких кустов и деревьев расплывались, а дальше над всей землей стоял зыбкий белесый туман — совсем как в море. Но в сиреневом небе все шире расходился светлый сноп, и вдруг, пробив туман, прямо в глаза Никулину ударил слепящий густой сильный луч. Солнце взошло. Никулин даже рассмеялся: «Здравствуй, дорогое, наконец-то!». Почуяв утро, просыпались остальные моряки; потягиваясь, зевая, подходили к открытой двери вагона. Мелькнула путевая будка; на переезде стояла молоденькая девушка с желтым флажком в руке. Моряки закричали, замахали бескозырками, она, смеясь, отвечала флажком. А потом, когда будка и девушка исчезли за поворотом, Жуков, щуря цыганские озорные глаза, долго потешался над Крыловым: — Что же ты, Вася, зевнул, адреса не записал? Эх, не догадался ты, Вася, поезд остановить. Последним поднялся Папаша. Как человек в летах, солидный и деловитый, он пренебрежительно относился и к девушкам и ко всяким иным красотам природы, считая все это пустяками, бесполезными для человека. — Чайку бы сейчас горячего, — сказал он мечтательно. — Давайте развязывайте мешки, завтракать пора. Но что-то случилось — поезд, завизжав тормозами, сбавил ход, остановился. Никулин, высунувшись из вагона, спросил бегущего мимо кондуктора: — В чем дело? — Путь, говорят, разобран. Вдруг Никулин резким движением рванул вагонную дверь и захлопнул ее, оставив только узенькую щелочку. Когда он повернулся к товарищам, они по лицу его сразу поняли все без слов. — Фашисты? — спросил Папаша. Ответила ему очередь автомата. Да, это были фашисты. В дверную щель Никулин видел, как бегут они из перелеска, нестройно крича и стреляя. ПЕРВЫЙ БОЙ Несколько секунд было оцепенение. А передние, самые ретивые немцы уже подбегали к паровозу. Никулин мгновенным взглядом окинул бледные лица товарищей и понял, что, если оцепенение продлится еще хоть полминуты, погибнут все до единого. Немцы шумно суетились около поезда. — Ложись! — скомандовал морякам Никулин. — Ни звука! Как только откроется дверь, прыгай гадам на головы, души! Кто захватит оружие, выдвигайся вперед и бей по другим! — 10 —
|