|
Наконец, к концу недели состоялось первое сползание мученика с печи. Тощий, шатающийся, с мутным взглядом выпил кружку воды, что-то проглотил и снова на печку. Прошло ещё несколько дней. С печи уже не сползал, а слез хотя и тощий, но уверенный не то ребёнок, не то юноша. Сел за стол, съел всё, что там было и ... ушёл! Обыскали ближние лес, луг, поле и вскоре нашли его в соседнем силосном амбаре в обнимку с собакой. Единственный пёс на селе, ибо прокормить бы свою скотину, и люди не желали содержать лишние рты для охраны скудных пожитков, дал ему защиту, приют и тепло. Неохотно, почти силой привели беглеца домой. Но дом уже перестал быть прежним домом. В нём поселились недоверие и угроза повторного насилия. Бабушка превратилась в размытое иллюзорное существо, в некий туман, из которого в любой момент может выскочить страх. До конца её жизни уже выросший бывший шкодник так и не смог даже рядом стоять с ней. Не пришёл и на похороны. Плохое помнится вечно! Вот только пустота стала заметнее – не хватало собаки. За всю длинную жизнь аж до самого разрыва нитки, за целых четыре года ни одно животное не обидело нахального пацана, так и норовящего досадить дворовым соседям. Самым терпеливым оказался конь Мишка, понимающе взиравший на пыхтящего трудягу, который, держась за хвост, по лошадиным коленям силился забраться в седло. Доставалось и поросёнку, уже почти привыкшему к уздечке. Ревнивый петух и тот предпочитал с криком улететь на забор, нежели клюнуть или отхлестать крылом неугомонного забияку. Все животные со снисхождением относились к бесконечным выдумкам малолетнего соседа. И только люди, привыкшие подавлять и везде устанавливать свои сомнительные порядки, используют любые насилия для выстраивания событий по личной прихоти. ... В колхозе почти не было машин. Работы выполнялись лошадьми, но их недоставало для обширного хозяйства, потому к тягловому делу приспосабливалось всё хоть как-то подходящее. Прежде всего, норовили запрячь бычков или коров. Если мешали рога, то их спиливали, и лишь со временем научились делать разборные хомуты. Но и коров было мало. Тогда впрягались люди и бурлацким манером тащили плуг, борону или телегу. Однажды пришлось везти из лесу дрова. Поклажа была посильная, но корова после зимней бескормицы ослабла, воз едва тащила и, не доходя совсем мало до дома, упала, тяжело дыша. Хозяин ослабил хомут, попытался помочь подняться на ноги, но ничего не помогло. Стал терпеливо ждать, пока она отдохнёт и сама поднимется. Но откуда ни возьмись, рядом оказался сельский интеллигент Никита с вечной газетой в кармане и пастушьей плёткой в руке. Без всяких сомнений он так со свистом нагайки ударил корову, что лопнула кожа, а животное вскочило, сгоряча пробежало десяток метров и свалилось мёртвым. Досаде Никиты не было границ: „Эх, надо было раньше бить, опоздал ты, хлопец, всю дорогу бил бы, она бы и дотянула. Так и смерть пересилила бы. Учись понимать”. — 4 —
|