Как разговор и еще об очень многом. Правда, ни она, ни я об этом пока не догадывались… — …Ну, ладно, — сказала девушка, и было непонятно: примирилась она со своим обманом или с моей правдой. — Спросите меня еще о чем-нибудь. — Как тебя зовут? — я выбрал самый простой и в то же время самый назревший вопрос. — Злата. Только не говорите мне, что это имя мне очень идет. — Это имя тебе действительно очень идет; но я не скажу тебе об этом, если тебе это неприятно. — Приятно, но просто все на свете так говорят. — А разве ты уже познакомилась со всеми на свете? — Так говорят все, кого я встречала. — Значит все, кого ты встречала, говорили тебе приятные слова. — Я с самоуверенностью старого дурака вел ее по разговору. И вот тут-то Злата меня поймала: — Да. Хотя в каждом человеке обязательно есть что-то хорошее. Только почему-то я не хочу, чтобы вы — оказались таким, как все. А потом она поймала меня еще раз: — Впрочем, вы не ширпотреб. — Этими словами она продемонстрировала мне, что мои предыдущие слова не пропадали втуне. Хотя мне захотелось уточнить — А что такое, по-твоему, ширпотреб? — Может — вы мне сами объясните? — ответила она мне вопросом на вопрос; и получилось так, что на свой вопрос мне пришлось отвечать самому: — В настоящем искусстве обязательно должно быть что-то непонятное. Что-то, до чего люди должны дорастать. А потом оценить то, что в них изменилось. Ширпотреб — это то, в чем нет ничего непонятного. — Значит, я была права. Главное — мне дорасти до вас. — Нет, девочка. Главное — тебе перерасти меня. — Мне уже интересно с вами, — девушка смотрела мне прямо в глаза. Будь я цветком, от этих слов красавицы я расцвел бы, не дожидаясь весны, хотя, вообще-то, она была временами странной. Во всяком случае, в словах: то скажет, что хочет прочитать Библию, то — что в каждом человеке есть что-то хорошее… …Мы помолчали секунд восемь. Для меня — мало, для нее, как оказалось, — много. И она перебила наше молчание: — Сколько вам лет? — Для разумной жизни я слишком молодой, а для молоденьких девушек — я уже старый. — Да какой же вы старый? — в ее голосе прозвучала не порожденка цивилизации — лесть, а куда более древнее чувство — удивление. И это было самой большой лестью для меня: — Дело в том, девочка, что у любого возраста есть и своя молодость, и своя старость. — Я сейчас угадаю — сколько вам лет? — сказала она, но игра в угадайку не входила в мои планы; и я остановил поток мысли моей новой знакомой: — 8 —
|