|
«Советский человек подозрителен и поэтому лицемерен и циничен. Одновременно он обнаруживает бесконечный ресурс терпения, а также способность к приспособлению. (Это он о наших отцах и дедах пишет, да? Вот так он пишет. — С.К.) Его жизненная стратегия (советского человека. — С.К.) в целом состоит в том, чтобы приспособиться к давлению извне и выжить. Доверяет он только семье и друзьям. Более сложные социальные связи он встречает с недоверием, что затрудняет создание политических партий. Воспитанный в тоталитарной системе человек готов к тому, чтобы демонстрировать свое согласие с властью, хотя он в нее не верит. У него нет оснований для гордости (сравните с Карагановым, вы чувствуете, как они дудят в одну дуду? — С.К.) И это чувство собственной слабости выражается в форме агрессии — по отношению к Западу или к другим группам, которые вновь и вновь демонстрируют идеализм или веру в ценности». Поняли, да? Маресьев, Гастелло, Зоя Космодемьянская, Гагарин, Королев и другие не демонстрировали «идеализм или веру в ценности». Идеализм и веру в ценности монопольно демонстрируют Гудков, Пивоваров, Сванидзе, Млечин и другие… Они создали социальный ад, демонстрируют в нем беспредельный цинизм, плюют в лицо народу. И при этом говорят о том, что советский человек, который построил все, что разворовывают и никак не могут разворовать до конца, который победил в Великой Отечественной войне, спас мир, вывел человека в космос, — вот этот человек ненавидит других за то, что у них, у других, у этих воров и их приспешников, есть «идеализм и вера в ценности»… В какие ценности? Итак, с одной стороны — и в этом актуальная политика — существует широпаевщина… И вы не думайте, что это мелочь. Это одна из очень крупных угроз. А с другой стороны — гудковщина, пивоваровщина, карагановщина, федотовщина… И они существуют вместе. Поэтому (говорил и повторяю) каждый, кто любит Россию, кто не хочет ее расчленения, кто любит империю, Московское царство или что-нибудь еще, каждый — белый он или красный — должен понимать, что сегодняшняя десталинизация, она же десоветизация, она же детоталитаризация, — это не вопрос о Сталине, не вопрос о «коммуняках», не вопрос о красном. Это по русскую душу пришли. С тем, чтобы все уничтожить до конца. И уже прямо говорят об этом, кто в Госдуме, кто в «Die Welt». Почему это все возможно? Почему об этом надо говорить всерьез? Почему мы не можем относиться к этому как к частным проявлениям каких-то маргинальных суждений? Тут я перехожу к политической теории. — 191 —
|