|
Одни считали, что лучше найти местечко и отсидеться, взлетая только невысоко. Потому что хлопки выстрелов всё-равно не давали сидеть на месте. Но их гоняли бомжи, а то и забивали на земле, что делали и в остальные дни. Другие взлетали и кружили повыше. И в них стреляли. Хлопки выстрелов отскакивали от беседки и стенки ограды, за которой стояли машины, иногда по одному, иногда по несколько сразу. А то ближе к вечеру превращались в сплошную трескотню. И птицы падали. Глухо плюхались на холмы и в ямы. Где их подбирали непахнущие бомжи и блохастые со свалявшейся шерстью псы – вечные незлобные враги. Один раз Арс видел и слышал, как убитая чайка громко упала на будку бульдозера и там пролежала до утра в странной темной луже. Но не суть. Все пережившие, все кого не съели в этот вечер, ночь, кто не достался воронам, крысам, мухам, они становились старше на месяц и праздновали это ещё более обильной трапезой в день открытия ворот и привычного прихода рыжих машин с едой. Самые отважные пробирались утром в беседку и под носом у ворчащих псов таскали свежие объедки. Так обычно праздновал свой День рождения молодняк. Каждый месячник был общим днём рождения. Чайки оперившиеся, научившиеся летать и прожившие их больше шести, считались подросшими. Те, что перезимовали 2 раза – взрослыми, а больше 6-ти - старыми. Старых чаек было больше всего. Были и очень старые, которые уже не помнили сколько прожили зим. Не многие в стае садились на яйца, ещё меньше – дожидались потомства. Большинство яиц и редких птенцов доставалось свалочным бомжам, бродячим котам, воронам. Да и чайки многие не брезговали... Стая прибывала медленно и численность поддерживалась в основном за счёт прилетавших и обживавшихся чужих. Эти же прилетавшие, будучи ещё чужаками чаще и гибли накануне дней рождений во время месячной профилактики. Старики стаи давно умевшие распознать время, когда надо переждать, улетали в рощу, а то и на помойки ближайшего города. Возвращались в первые обычные дни и занимали свои места на гнилых холмах. Облезлые, желтоглазые, с щербатыми, а то и надтреснутыми клювами, калечными ногами и тусклым спокойствием. Приходилось признать, Бабушка Арса была такой же. Разве что спокойствие её казалось Арсу поярче. А иногда и вовсе пробивалось через него что-то живое, тревожившее как летний дождь с радугой. И тогда Бабушка начинала рассказывать. - Видишь Луну, Арс? Так вот, раньше она была временем. И Бабушка засыпала, как ветер перед дождём. - Эй, Ба! Луна. Она была временем. И!? - да-да. Раньше, помню, мама говорила, время мерили лунами. Так и говорилось: «одну луну назад» или «через две луны». И все понимали, когда это было или будет. Потому как видишь, она сейчас с правого крыла тонко светлая, и значит будет ночь к ночи светлеть пока не станет жёлто-белёсым кругом, а потом будет чернеть с другой стороны как гниющее спелое яблоко... — 3 —
|