Чайка по имени Арс

Он злился на эту усталость и себя, не могущего с ней справиться. От злости глаза желтели и тускнели, неухоженные перья топорщились и редели, лапы ныли и покрывались сухими трещинами.

И всё это до тех пор, пока он не засмотрелся на одной из стоянок на сухую траву.

Сначала только его взгляд зацепился за ничем не примечательный столбик подорожника… Там, где видимо когда-то была тропинка, шла полоса покрытых густой августовской пылью розеток круглых листьев и высохших палочек, усеянных семенами. Он смотрел на ближайший бурый столбик. Чуть выше других, отчего-то согнутый в середине, наполовину вроде мёртвый, служащий основой для кучки обсыпавших его семян…

Стоп-стоп! Никаких философствований о смыслах! Никакой идеи о продолжении рода! Он стоял и стоял. А если ветер –чуть покачивался.

- Я назову тебя «НУИПУСТЬ». – вдруг вслух сказал Арс довольно безучастному на вид подорожнику. - … и себя тоже.

Это было откровение!

Сначала он радовался самому факту этого откровения. Потом решил, что это его личное, без подсказок, и это подлило ещё радости! А потом посмаковав вдоволь, поймал мысль: «и это всё, на что я способен?». Она развеселила его особо.

Он стал скакать и летать от того, что это откровение очень его, только его! Он не сможет им ни с кем никогда поделиться и это делает его особым, неповторимым.

О, Небо! А может это и есть мудрость? Может формула Мудрости так и звучит: Ну и Пусть?

Что было с ним дальше? Пожалуй так: до этого что-то всё время было с ним, а теперь был он. На этом новом ощущении Арс попробовал жить, им питаться, с ним летать… Получалось даже приятно. Иногда вдруг садился и засыпал и просыпался с этим «Пусть», убрав несколько несоответствующие по динамике «ну и».

Места стали становиться знакомыми давней памятью кожи и внутренностей, и в один из дней он увидел Свалку.

Та, где Арс родился, умерла. Она была засыпана большой горой земли с непонятными мелкими строениями и конструкциями, поросшая травой. Но Арс знал, что это она. Рядом была другая свалка, в большом котловане, окружённая высоким забором, также с машинами, бульдозерами, бомжовыми домиками, полоской шлагбаума у будки и чайками.

Он сделал несколько кругов над горой, потом над свалкой. Долго, не торопясь, старательно ловил желания: посмотреть, спуститься? Никак. Одно только «Пусть» - не злое, не доброе, не грустное… Резкий звук от бульдозера напугал его тело, оно дёрнулось и попало в случайный порыв ветра. Пусть. И он полетел дальше вдоль новой старой дороги, которая теперь была много шире и заполненней.