И вдруг, ни с того ни с сего, всё просто растворилось. Боль обратилась в волны энергии. Мой внутренний диалог исчез в глубокой тишине, а ментальные образы растворились в ярком белом свете. Тело полностью расслабилось: боль была просто энергией. В тот момент я пережил такой душевный покой, какой не испытывал никогда в жизни. Этот опыт продолжался десять или пятнадцать минут, затем прозвонил колокольчик, и сэссин завершился. Но эти несколько минут изменили меня навсегда. Следующей зимой я прошёл стодневную одиночную тренировку на горе Коя-сан. Один из монахов наконец-то согласился обучать меня и дал мне буддийское имя Шинзен. «Мы начнём в день зимнего солнцестояния, – сказал он. – Тренировка продлится сто дней, ты будешь в изоляции и жильё твоё не будет отапливаться. Но если ты хочешь традиционный подход, то он выглядит именно так». Был ещё один сюрприз, когда я уже начал тренировку. Как оказалось, три раза в день я должен был идти к деревянной бочке с водой, пробивать лёд, наполнять деревянную кадку и обливаться из неё ледяной водой. Этот ритуал необходимо было повторять перед каждым периодом медитации. На третий день, когда я облился с головой и пытался высушиться, вытираясь замерзающим в руках полотенцем, на меня снизошло озарение. В первые три дня я замечал, что каждый раз, когда мой ум блуждал, ощущение страдания усиливалось, а когда я возобновлял концентрацию – оно уменьшалось. Стало кристально ясно, что у меня всего три варианта: либо я проведу следующие девяносто семь дней в безнадёжных мучениях, либо сдамся и вернусь в Америку, либо проведу эти девяносто семь дней в состоянии концентрации, двадцать четыре часа в сутки. Четвёртого варианта попросту не существовало. Я не хотел сдаваться и тем более не хотел проводить девяносто семь дней в страдании, а потому поклялся приложить все усилия к тому, чтобы оставаться в состоянии непрерывной концентрации. Я заметил, что каждый раз, когда мой ум блуждал, ощущение страдания усиливалось, а когда я возобновлял концентрацию – оно уменьшалось. Это состояние стало моим единственным источником покоя. Сейчас я вижу, что тот одиночный ретрит был стодневным средством биологической обратной связи[6] по наработке непрерывной концентрации. Я вошёл туда одним человеком и вышел другим. Это был тяжёлый опыт, но это была совсем небольшая цена за новую жизнь, или, точнее, за новый способ жизни, который я обрёл. Со времени окончания того ретрита и до настоящего момента состояние концентрации никогда не исчезало полностью. — 8 —
|