До недавнего времени о происхождении языка можно было строить лишь более или менее правдоподобные догадки – придумывать сценарии, как мог бы возникнуть язык. Сценариев таких было много – так, уже к 1977 г. насчитывалось не менее 23 основополагающих теорий происхождения языка1 {1}. Трудовая теория и теория междометий, теория общественного договора и теория звукоподражаний, теория диффузных выкриков, согласно которой “значение “знаков” первобытного языка было диффузным: это был призыв к действию и вместе с тем указание на орудие и продукт труда”2 , и т. д., и т. д… Эти теории можно было пересказывать и систематизировать, как, например, в книге Бориса Владимировича Якушина “Гипотезы о происхождении языка”3 , можно было остроумно высмеивать, как это сделано у Олега Альбертовича Донских4 (см. ниже “Былинку про веселого камнетеса”), но трудно было – ввиду отсутствия сведений о многих ныне известных фактах – показать, в чем конкретно состоит их ошибочность. В англоязычной литературе такие теории получили презрительное наименование just so stories – “просто сказки”, как у Редьярда Киплинга. Былинка про веселого камнетеса5Сперва‑то человек неважно жил. А хотел, конечно, лучше. Ну и стал долбить камни. И вот как‑то, сто тыщ или мильон лет назад, поел камнетес саблезубой тигрятины, запил ее дынькой цамма, отдохнул и пошел своим главным делом заниматься. Солнышко светило, птички пели, и работа шла радостно: бум‑бум! – тюк‑тюк! – бум‑бум! – тюк‑тюк! И захотел человек попеть. А как петь, если еще не говоришь? И начал он со своими камнями “перезваниваться”. Они ему: бум‑бум! а он им: бу‑бу! они ему: тюк‑тюк! а он им: тю‑тю! Сначала не очень похоже получалось, но все же что‑то вроде песни – дело еще веселей пошло. Со временем стали ему подражать другие камнетесы. Сидят они рядком, булыжником по булыжнику колотят и друг с другом перекрикиваются: Бу‑бу‑у! – Тю‑тю‑у! Бум‑бу‑у‑ммм! – Тюк‑тю‑у‑ук! И весело, и работа идет – живи да радуйся! Люди и привыкли. Поедят, попьют, а потом встанет тот первый камнетес и скажет: Бам‑бам! – “пошли камни долбить”. А как придут на место, возьмет он камень и: “Бам‑бам!” – вот, мол, взял камень. Все смотрят, восхищаются, кивают ему: здорово, мол, давай‑давай! Человеку приятно, что его хвалят, он и старается. Сочинил “тюк‑тюк”, потом “бух‑бух” и “трах‑тарарах”… Остальные за ним повторяют, и вроде разговор идет. Камнетес возьмет большой булыжник: Бам‑бам! – остальные скажут: ба‑ба! Возьмет поменьше: Тюк‑тюк! – остальные: Тю‑тю! Схватит кость: Крак‑крак! а все: Кра‑кра! Повторяют, запоминают. Тут и детишки вертятся. Сидит как‑то камнетес, камни у него кончились, а руки зудят – еще бы подолбить. Вот он и крикнул ребятенку: Бам‑бам! Тот не понял. Он еще раз: Бам‑бам!.. Тот посмотрел на него, подумал… и приволок большущий булыжник. В другой раз камнетес зовет того смышленого мальчонку: Крак‑крак! Тот понял – и притащил кости. И пошло, и пошло: от “бама” – одни слова, от “крака” – другие, от “тюка” – третьи. Из “бама” получились “долби” и “булыжник”, “наковальня” и “тот, кто бамает”. Из “тюка” – “стучи”, “камешек”, “тот, кто тюкает”… И если к любому языку присмотреться, видно, что почти все слова к нам прямехонько от тех самых “бамов”, “бацев” и “тарарахов” идут. — 2 —
|