|
Слышались крики голубых соек, да и белки были очень деятельны в то утро. Красота дерева в его одиночестве сжимала сердце. Это не было красотой того, что вы видели; красота заключалась в самой себе. Хотя вши глаза видели и более красивые предметы, это дерево, уединённое, огромное, наполненное чудом, вы видели взором, не отягощённым привычкой. Должно быть, оно было очень старым, но вы никогда бы не подумали о нём, как о старом. Когда вы подходили к нему и садились в его тени, опираясь спиной о ствол, вы чувствовали землю, силу, заключённую в этом дереве, и его великую отчуждённость. Вы почти могли разговаривать с ним, и оно многое вам рассказывало. Но всегда оставалось это ощущение, что оно далеко, хотя вы прикасались к нему, чувствовали его шероховатую кору, по которой ползали многочисленные муравьи. Этим утром его тень была весьма резкой и ясной, и казалось, что она простирается за эти холмы до других холмов. Это было подлинное место для медитации – если вы умели медитировать. Оно было очень спокойным; и ваш ум, если он был острым, ясным, тоже успокаивался, освобождаясь от влияния окружающего, становясь частью этого сверкающего утра с росой, оставшейся на траве и тростнике. Эта красота всегда будет там, на лугу с этим деревом. Это был человек средних лет, хорошо сохранившийся, аккуратный, одетый с большим вкусом. Он сказал, что много путешествовал, хотя и не по каким-то особым делам. Отец оставил ему немного денег, и он повидал какую-то часть мира, не только то, что находится на поверхности земли, но также и все эти редкости самых богатых музеев. Говорил, что любит музыку и иногда играет сам; он также казался начитанным человеком. Во время разговора он сказал: «В людях так много насилия, злобы и ненависти друг против друга. Мы как будто утратили любовь, в сердцах наших нет красоты; вероятно, никогда и не было. Любовь превращена в такой дешёвый товар, а искусственная красота стала более важной, чем красота гор и деревьев и цветов. Красота детей быстро вянет. Меня всегда интересовали любовь и красота. Давайте поговорим об этом, если вы можете уделить этому немного времени». Мы сидели на скамье у ручья. За нами тянулась линия железной дороги, и высились холмы, усеянные дачами и фермами. – Любовь и красота не могут быть разделены. Без любви нет красоты; они взаимосвязаны, неразделимы. Мы до такой степени развили свой ум, свой интеллект и свою ловкость, сделали их столь разрушительными, что они получили преобладание, попирая то, что можно назвать любовью. Конечно, слово – не реальная вещь, оно не в большей степени реально, чем эта тень дерева есть само дерево. Мы не сможем выяснить, что такое любовь, если мы не отступим от своей ловкости и от высот интеллектуальных ухищрений, если мы не почувствуем сверкающую воду, не осознаем эту свежую траву. Разве можно найти эту любовь в музеях, в показной красоте церковных ритуалов, в кино или в лице женщины? Не является ли для нас важным самим выяснить, как мы отдалились от самых обычных предметов жизни? Не то, чтобы нам нужно было невротически поклоняться природе; но если мы утратили контакт с природой, не значит ли это также, что мы теряем контакт с человеком, с самим собой? Мы ищем красоту и любовь вне самих себя, в людях, в собственности, в обладаниях; они становятся гораздо более важными, чем сама любовь. Обладание, собственность означает наслаждение, и поскольку мы держимся за наслаждение, любовь оказывается изгнанной. Красота – внутри нас самих, не обязательно в вещах, которые нас окружают. Когда окружающие нас вещи становятся более важными и мы вкладываем красоту в них, красота внутри нас уменьшается. И вот всё больше и больше, по мере того, как мир становится всё более насильственным, материалистичным, музеи и все остальные объекты становятся тем, чем мы стараемся облечь собственную наготу и заполнить свою пустоту. — 95 —
|