|
Культура — это ошибка, утверждает приват-доцент Вильгельм Клоппер, но отнюдь не в том смысле, что она якобы возникла случайно. Напротив, ее возникновение было совершенно неизбежно, поскольку она является имманентной чертой нашего вида. Культура — инструмент адаптации, и без нее мы подобны слепым котятам, тыкающимся во все углы. Эта великая утешительница взрывает реальность, переворачивает мир вверх тормашками, а потом вновь собирает рассыпанную мозаику в удобоваримый узор. Беда только в том, что она работает исключительно в сфере толкований и интерпретаций: она не врачует недугов, не утишает боль, не переделывает человека физически (не делает его сильнее, увереннее, долговечнее), а без конца водит его за нос, раз за разом отодвигая исполнение своих посулов. Культура — это оборотень, ежеминутно меняющий обличия и наполняющий смыслом пустые конструкции, не имеющие никакого смысла. Но проходит время, и техническая цивилизация, еще вчера подбиравшая крохи с барского стола традиционной культуры, начинает все более властно заявлять о себе. Пока она еще только расправляет крылья, как стрекоза, обсыхающая на солнце, но уже умеет многое из того, что и не снилось великой обманщице. Она избавляет человека от вполне реальных страданий, ставит на ноги увечных, а в перспективе обещает еще больше: окончательное и бесповоротное искоренение не только благоприобретенных (случайных) недугов в виде болезней и травм, но даже победу над старческой немощью. Вторгаясь в святая святых человеческого организма — заковыристую вязь генов, технология вполне серьезно начинает подумывать о таких ранее немыслимых вещах, как исцеление наследственных хворей, оптимизация души и тела и программирование характера и талантов. В полной мере отдавая себе отчет в невероятной сложности этих проблем (как технического, так и этического порядка), она, тем не менее, уже почти не сомневается в принципиальной осуществимости задуманного. Казалось бы, дело не стоит выеденного яйца. Если впереди открываются столь радужные перспективы, отжившая свое ветхая культура должна быть выброшена на свалку истории, как ненужный хлам. Для чего нужны пудовые вериги, пригибающие нас к земле, если набирающая обороты технология обещает скорое и счастливое избавление от мук и горестей? Раньше культура сеяла разумное, доброе, вечное и помогала бесчисленным поколениям смириться с неотвратимостью. Просто таково было положение вещей. Лем пишет об этом весьма торжественно: «Она примиряла с ним, более того, это она, как доказывает автор, превращала изъяны в преимущества, недостатки в достоинства, подобно тому как если бы некто, обреченный ездить на разваливающейся на ходу, скверной и жалкой машине, постепенно полюбил бы ее убогость, стал искать в ее неуклюжести — воплощения высшего идеала, в ее непрестанных поломках — законы природы и мироздания, в ее чихающем моторе и скрежещущих шестернях — деяния самого Господа Бога. Пока на примете нет никакой другой машины, это вполне правильная, вполне подходящая, единственно верная и даже разумная политика. Несомненно! Но теперь, когда на горизонте появился сверкающий лимузин? Теперь цепляться за поломанные спицы, приходить в отчаяние от одной только мысли, что придется расстаться с этим уродством, взывать о помощи при виде безупречной красоты новой модели? Конечно, психологически это понятно. Ибо слишком долго — тысячелетиями! — длился процесс подчинения человека собственному эволюционно сложившемуся естеству, это гигантское многовековое усилие, направленное на то, чтобы полюбить данную форму существования во всей ее нищете и безобразии, в ее убожестве и физиологических бессмыслицах». — 161 —
|