* * *Отпуск я проводила в южном городе. Но и здесь мысли о моей потери пожирали меня. Мне нужен был выход. И я, как— то попав в маленькую церковь, стоящую на соседней улице, и редко посещаемую народом, вдруг вспомнила один способ: — Нужно поставить свечку вниз головой, и подумать о том, кому ты хочешь отомстить, — слышала я от одной женщины, которая называла себя колдуньей. И этот ее голос шептал мне это и сейчас, в церкви. — И что будет? — спросила я. — О, ему будет очень плохо. Или заболеет, или какое — то горе случится. Это очень сильное колдовство. Только смотри, чтобы никто не увидел. Это грех. А бабки в церкви, так разорвут, если узнают….-слова звучали назойливо, и призывали к действию. — Пусть ему будет также плохо, как мне. Пусть он будет та же одинок как я, и мучается, мучается… — я оглянулась. Три старушки что-то делали в стороне. Одна молилась, другая собирала старые прогоревшие свечки. — Не смотрят ли они, не видят ли? — думала я, примеряясь, как мне сделать, то, что я задумала. Я оглянулась по сторонам и перевернула свечу, и поставила ее перед иконой. Это удалось мне достаточно легко. Никто не одернул меня, не выгнал из церкви, не поймал за руку. Старушки продолжали молиться, и копошиться где-то в другом углу. Я вдруг с облегчением вздохнула. Мне стало легко, и все мысли о пережитом недавно улетучились. Они больше не терзали меня, и не точили ежеминутно. Мне было так легко, что я пошла к морю, искупалась, погуляла по берегу, полюбовалась природой, и забыла и о своем горе и о проделанном мною. Я спокойно легла спать в комнатке, сданной хозяйкой. В домике с побеленными стенами, скудной мебелью, и пауком, висящим в углу. Тело приятно ощущало поглощенное днем крымское солнце, свежую простынку, и запах южного сада, и моря. Тело как будто продолжало качаться на волнах, глаза слипались, и я заснула. В первый раз легко, и спокойно. Вдруг, что-то заставило меня открыть глаза. Была еще ночь, за окном было темно, но в комнате горела тусклая лампочка, без абажура. Какая — то женщина около меня с листком бумаги и большой иголкой. Она поднесла к моим рукам листок бумаги, сказала: Поставь, пожалуйста, сюда свой отпечаток пальца. Только сначала мне нужно его немного проколоть. Это не больно, раз и все. — Зачем, — удивилась я и женщине, и ее странной просьбе. Я посмотрела на нее, и мне стало не по себе. Это была женщина неопределенного возраста, в какой— то серой одежде, юбке, кофточке, и платочке на голове, завязанном спереди. — 92 —
|