|
Мы оставим вопрос, вынесенный в начало параграфа, вопросом. Существование исторической психологии вызвано именно им. Но интерес к вопросу есть и у всей психологической науки. Понятием психического давно и прочно владеют исследователи <наличного> человека. Настолько прочно, что их оппоненты предпочитают вообще отказаться от него и освоить другие понятия (например, ментальности). Но такой ход мало что изменяет, потому что психология вряд ли согласится остаться скромной и полезной наукой о психических процессах и свойствах личности. Она замышлялась как достоверный ответ на вопрос об отношении души к телу. Европейское человечество Нового времени заказало научное преломление этой темы, которая в прошлом была в ведении мифа, религии, искусства. (Этот вопрос сейчас переформулирован исторической психологией так: какова судьба психологической организации в масштабах, превышающих меры индивидуальной человеческой жизни?) Научная психология подвергла указанные размышления своего рода рациональному вытеснению. Однако нельзя сказать, что заботы о посмертной судьбе индивида исчезли. Они составляют глубинный комплекс каждой культуры. Изобразить транс-Введение формации психики вне его было бы не сложнее, чем представить круговорот углерода в природе. История отчуждает личность от непосредственного существования для того, чтобы продлить в прошлое и будущее. Это жертвование текущим ради отсроченного создает историю и человека в ней. Когда индивид еще не может отделить от себя свой образ - истории нет. Нечего отчуждать - значит, нечего и продолжать. Необходимо создать преходящее, чтобы спасать его от тлена. Спасают Бог, историк, летописец. Но история отличается от религиозного ритуала тем, что там, в религии, надежду на воскрешение имеют все, здесь - в истории - выборочно. Светский отбор для будущего начинается с классификации источников и фактов, которые надо включить в свидетельства о прошлом. Мы можем вообразить, что настоящее записывается для будущего непрерывно идеальным хроникером, как красиво представил американский философ А. Данто, или, предположим массой скрытых камер. В случае массовой фиксации отборочная функция истории несколько ослабнет, но не уничтожится окончательно, если лента будет сворачиваться, скажем, рулонами и попадать в архив. Это будет видоизменение книги - книжного тлена и книжного бессмертия. Но если запись непрерывно транслировать как сплошную невыборочную хронику жизни, то история прекратится. Она станет эпи-феноменальной, т. е. добавочной, удвоенной жизнью. Жизни не надо будет <сворачиваться> из настоящего в прошлое и будущее, чтобы стать историей. К счастью или несчастью, человек не избавлен от исторических забот и поэтому извечная тема продолжения индивидуальности после смерти тела остается, так же как остается трехмо-дальная структура времени. Соотношение его частей как раз регулирует пропорции непосредственного и продолженного в индивидуальности с точки зрения культуры. — 8 —
|