|
Одним из выходов из дилеммы было более непосредственное изучение эмоций аутичных детей. Помимо прочего, Каннер исходно предположил, что аутизм — это нарушение аффективного контакта. Этому пути последовал, к примеру, Петер Хобсон, обнаруживший, что у аутичных детей существенно нарушено распознавание эмоционального содержания выражений лиц, жестов и голосов (Хобсон, 1986a, 1986b). Другим решением было подробное изучение затруднений в вербальном и невербальном языке с целью более точно установить, что делает коммуникацию столь необычной у аутичных индивидов всех уровней способностей. Это направление исследований было продолжено, например, Балтаксом (1977), и с тех пор стимулировано также и многими другими работами. Как результат, мы теперь имеем возрастающий объём эмпирических фактов, относящихся к прагматическим дефицитам у аутичных детей. Третьим подходом являлось подробное изучение социального взаимодействия аутичных детей. Существовала очевидная необходимость определить, что делает их аффективный контакт в обыденных социальных ситуациях столь аномальным. Исследователи, такие как Сигман и её коллеги (1986, 1987), обратили внимание на качество социального взаимодействия у совсем маленьких аутичных детей и обнаружили весьма специфичные трудности в поведении, связанном с разделением внимания. Например, похоже, что аутичные дети много реже, чем другие дети, спонтанно приносили или показывали игрушку другому лицу. Рост работы по социальным и аффективным проблемам у аутичных детей расширил наши познания до ранее неизведанных областей. Однако до сих пор импульс до фокусировки внимания на "модели психического" не доходил. Правда, мы теперь лучше знали, ЧТО нуждается в объяснении, но мы не продвигались дальше в том, КАК это объяснить. Когнитивная психология обеспечила инструментарий, но только теперь она была готова предоставить достаточно детальные рамки для прогресса в разработке теорий. Во многих областях, включая психологию животных, психолингвистику и психологию развития теории предлагались, не только для классических проблем этих предметов, но и в рамках феномена построения теорий как такового. Для когнитивных психологов давно было очевидно, что приобретаемые разумным существом знания и навыки зависят от структур и систем мышления, которые до определённой степени должны быть врождёнными. Эти системы содействуют обучению и организации изученного таким образом, что знания могут применяться гибко. Кармилофф-Смит (1988) в недавнем обзоре своей работы дала много примеров теоретизирования у детей. У них, например, имеются уверенные понятия о механике (при попытке сбалансировать блоки), а также есть идеи о синтаксических структурах. Так, маленький ребёнок делает такую занятную ошибку — произносит "he goed" взамен "he went", преимущественно из-за осознания правила образования прошедшего времени в английском языке (слово плюс -ed). Более того, Кармилофф-Смит показала, что сила теории такова, что дети игнорируют не подчиняющиеся ей данные (родители говорят "he went") или даже изобретают несуществующие данные. С помощью теории дети могут связывать новые и старые факты и делать обобщения от одного изученного куска к другим. Эти теории часто примитивны, но они представляют собой работающие системы и способны модифицироваться и развиваться, в точности как научные теории. — 2 —
|