|
Приходит вечером к отцу гость: сидит в гостиной на диване и курит трубку; Павлуша крадется по стульям, не спуская глаз с гостя, и хватается за ручку отцовского кресла. – Ваш сынок-то?.. – Мой!.. Он гладит Пашу по голове. – Буян? – Нет, благодаря бога, тих… Я им доволен… «Я, говорит, папаша, шуметь не буду… нечто я мальчишка?..» – Умница!.. право умница! – хвалит гость. – И целый день его не слыхать… Отец опять гладит по голове. Гость слишком умильно и масляно смотрит на Пашу и потом говорит: – А рисовать любишь? Паша молчит. – Ну, скажи же: любишь или нет? – допрашивал отец. – Коли спрашивают, отвечай… – Люблю… – И краски есть? Паша молчит опять. – Ну, скажи же, будь учтив… Есть у тебя краски? Нету? Ну, так скажи, мол, нету! – Нету!.. – Ну, вот!.. – одобрительно произносит отец. – Ну, поди же сюда… – Поди, – говорит отец, – не бойсь! Паша подходит. Гость запускает руку, украшенную кольцами, в карман и, погремев в нем деньгами, вынимает золотой. – На-ка вот. – Напрасно вы, Иван Федорович, – вяло сопротивляется отец. – Бери-ка, бери, молодец! У нас с ним свои счеты… – Право, напрасно! Паша не знает: брать или не брать?.. – Ну, возьми, – говорит отец. – Когда дают, бери. Сам не напрашивайся, а это ничего… Паша берет золотой. – Неси к матери, – говорит отец… Скоро Паша и золотой производят великий восторг в детской в присутствии матери и множества старух нянек. – Ах, милое дитя! Вот ангельская душенька! Все его любят, все-то его жалуют, – слышится со всех сторон, и несколько костлявых рук поощрительно ползают по голове Павлуши. – Будешь слушаться – больше дадут! Только слушайся. – Я слушаюсь. – И слушайся! И все будут довольны. Все скажут «умница!». В таком-то роде шло воспитание со стороны родителей. Наряду с этим ученьем шло ученье и по книжкам; но все как-то урывками. Голова у Павлуши была свежа, а поэтому в короткое время, начиная с довольно глубокомысленных складов вроде фрю, хрю и пр., он достиг возможности рассказать св<ященную> историю вплоть до столпотворения вавилонского и во всех подробностях излагал, как жена Лота превратилась в соляной столб. Из арифметики знал, что счисление происходит от правой руки к левой, и с прописи выводил «Мудрость у разумного пред лицом, а глаза глупца ищут ее на конце света», или что-то в этом роде. Иногда, среди таких рьяных занятий, учитель Паши, большею частью семинарист, отбывал из города за посещением невесты, по случаю открывшегося дьяконского места, и Паша оставался без учителя, имея счастливую возможность забыть всю недавнюю науку. И действительно, с появлением нового учителя Паше большого труда стоило отыскать линейку, грамматику; чернильница делалась обиталищем мух, а перо гусиное похищала нянька, находя очень удобным обметать им клопов, населявших малейшие трещины в стене около ее логовища. Каждый новый учитель приносил с собою и новые порядки; все, что ни делал его предшественник, все было не так: линейку необходимо было сделать длиннее и толще, учебники должны быть другие. Прежде под именем горизонта было «пространство, на которое спирается свод небес»; новый же учитель говорил, что горизонт есть «как бы пространство, на которое как бы опирается хрустальный свод небес». — 9 —
|