|
– Тут скоро, милые мои, – говорит она, – советник живет… У него теперича кучеру приказ, бытто не пущать… Ну, это только для виду… авось неровно кто к самому сходит, обжалится, дескать, у советника не пущают, избили… это им лестно… Ну а вы, детушки, сложитесь по семитке, да кучеру ихнему Петру Петровичу и дадим… Авось бог даст!.. Просители вынимают гривны, и шествие продолжается. У ворот Семениха погремела кольцом, и скоро явился взбешенный кучер и тотчас был усмирен. В сенях битком набито народу; словно на святой неделе, ждут, скоро ли отворятся двери, только жданье это, без сомненья, не с такими светлыми чувствами. Кучер, пока не звонят у ворот, толкается в сенях. Старички робко пытаются завесть с ним разговор. – Я чай, жутко по перву-то началу?.. – спрашивает один. – Нет, наш барин добрый. – Ну, все, чай… должность большая у него? – Это точно. С перву началу – точно… бытто оторопь… с непривычки. – Так-так! – Бывало, дрожишь… Трясь такой тебя хватает – стрась. – Так-так! – Ну, теперь привыкли. В это время Семениха шепчет своим клиентам: – Как перед него… сейчас в ноги!.. Семениха первая пробралась в переднюю. Мужики рухнули на колени. – Рано, рано, никого нету… Эко грохнулись! – шепчет им Семениха. – Что там за шум? Затворите дверь!.. – послышался из соседней комнаты советницкий голос. Скоро, однако, советник вышел в халате, сел на стул и стакан чаю на коленке держит. Семениха первая опускается на колени, подстилая на землю полу своей шубки. – Федор! Кузьма! – шепчет она мужикам и кланяется советнику в ноги. – Явите божескую милость! – Как бог, так и вы! – Батюшка заступник!.. – шепчут мужики, а советник молча смотрел на них, как должное принимая божеские почести, и прихлебывал с блюдечка чай. Вслед за Федором и Кузьмою Семениха подводила и других клиентов и с тонкостью излагала, в чем дело, не забывая стоять постоянно на коленях. За ней вползали новые посетители, вводили «охотников», несколько баб выло и причитало. И с своими горемычными Семениха мытарилась в эту пору дни и ночи. К ней адресовались «охотники», шли рукобитья; она сама зорким глазом следила, чтобы охотник, взявший последние мужицкие деньжонки, как-нибудь не улизнул. Тут же передавались «квитанции», шли магарычи. Такая беготня и возня шла вплоть до самого приема, и, очевидно, она была небезвыгодна для Семенихи. Но среди неизбежного горя теплое слово бывает дорого. Благодарность Семенихе иные посылают хоть за то, что, лишившись детей, что было неизбежно, они благодаря ей не лишились своих стариковских зубов. — 7 —
|