|
– Это так-то? – сказал Михаил Иваныч, взглянув на Ваню. Но Ваня, молча совершивший все это, так же молча и торопливо выпил стакан водки, отошел в угол и, обернувшись оттуда, буркнул Михаилу Иванычу: – Обмякло!.. И снова сжал рот, загадочно смотря на Михаила Иваныча глазами, какими смотрят немые. Михаил Иваныч тоже смотрел на него. – Они потеряли всякий стыд! – пояснил целовальник: – потому что они в настоящее время обкрадывают друг друга – в лучшем виде. Даже удивляешься, – прибавил он стыдливо. Но Михаил Иваныч, не обращая внимания на это объяснение и глядя на Ваню, видел, что прижимка цветет и не увядает. Она изуродовала человека до того, что он лишился возможности выразить то, что у него на душе, а может только тупо смотреть, молча плакать, скрипеть зубами и вертеть кулаком в груди… – Убечь от вас – одно! – сказал Михаил Иваныч, вздохнув и отводя от Вани глаза. – Надо, надо убечь! – Что, душеньки, – робко произнесла женщина, войдя в кабак, – бауту не получали ни от кого? – Какие бауты-с! – гордо ответил целовальник, не поднимая глаз. – Что такое-с? Что вы считаете?.. У вас нет ли чьих?.. – Я вить так… чуть… что ты? – То-то-с!.. Почему у Андрея трех досок в крыше нету?.. – Уж спросить нельзя! – сказала женщина, улыбаясь беззубым ртом. – Набрасывается! – Отыщите-с! – заключил целовальник. – То есть только бы господь вынес! – испуганный этим обманом и грабежом, проговорил Михаил Иваныч. – Надо, на-адо в Питер!.. Что это тебя ест? – отнесся он к Ване, который все время сновал и останавливался, как зверь в клетке. – Жена! – брякнул тот, хватил стакан водки и одним шагом очутился на улице… Михаила Иваныча рвануло за сердце. – И что это еще эти шкуры выдумывают? Где она? Я ей… – сердито говорил он, догоняя Ваню… – Чего они еще мудруют, не умудрятся?.. Везде нашего брата обчищают, а тут домой придешь избитый да измученный, и тут тебя еще ожигают! Одурели! Баловаться-то не с чего… Ошалели!.. Говоря таким образом, он дошел до Иванова жилья и отыскал его жену. Это была изможденная, какая-то сырая женщина, вялая, словно полинялое платье, в котором она была. – Что вы, Федосья Петровна, забунтовали? Что вы заставляете мужа воровать чужое да в кабак таскать? Почему так? Али вы не знаете, что и без этого наш брат терпит? Что вы-с? Себя пожалейте. – Я, Михаил Иваныч, не бунтуюсь… – едва внятно и испуганно проговорила жена Вани. — 14 —
|