|
Николай II . Я запер дверь. Теперь сюда никто войти не сможет. Я сяду возле форточки и буду наблюдать на небе ход планет. Планеты, вы похожи на зверей! Ты, солнце, — лев, планет владыка, ты неба властелин. Ты — царь. Я тоже царь. Мы с тобой два брата. Свети ко мне в окно, мой родственник небесный. Пускай твои лучи войдут в меня, как стрелы. Я руки разверну и стану, как орел. Взмахну крылами и на воздух, с землей простившись, отлечу. Прощай, земля! Прощай, Россия! Прощай, прекрасный Петербург! Народ бросает кверху шапки, и артиллерия гремит, и едет в лентах князь Суворов, и князь Кутузов едет следом, и Ломоносов громким басом зовет солдат на поле брани, и средь кустов бежит пехота, и едет по полю фельдмаршал. Голос Александры Федоровны . Коля? Ты тут? Николай II . Да тут. Войди пожалуйста! Александра Федоровна. Я не могу войти. Ты запер дверь. Открой скорее. Мне надо тебе что-то сказать. Николай II . Сейчас открою. (Открывает дверь. Входит Александра Федоровна.) Александра Федоровна . Ты что-то делал у окна. Тебя Адам Адамыч со двора увидел и, сильно напугавшись, прибежал ко мне. Николай II . Да, это совершенно верно. Я протирал оконное стекло. Оно немножко запотело, а я подумал: дай протру! Александра Федоровна . Но ты же мог позвать лакея? Николай II . Я Митьку звал, но Митька не пришел. Александра Федоровна . Тогда позвал бы Вальтазара. Николай II . А Вальтазар сидит на кухне, он крутит с девками любовь. А ты скажи мне, где Адам Адамыч? Александра Федоровна . Адам Адамыч в розовой гостиной ведет беседу с Воробьевым, у Воробьева дочь Мария сбежала в Тулу с женихом. Николай II . Да что ты говоришь? Вот это новость! А кто жених ее? Александра Федоровна . Как будто Стасов. Николай II . Как Стасов? Да ведь он старик почтенный! Александра Федоровна . И старики бывают прытки на ходу. Николай II . Да, удивительно, как создан мир! Все мертвое спешит исчезнуть, а все живое день и ночь себя старается увековечить. И будь то роза, рыба или человек — везде, везде любовь царица! О Стасов! Ты старик, и борода твоя серебрянного цвета, перо дрожит в твоей руке, твой голос утерял былую силу, твоя нога на поворотах стала шлепать, и многих блюд желудок твой уж больше не приемлет, но все по-прежнему стучит в волненьи сердце, и все по-прежнему шалит в тебе коварный бес. — 140 —
|