Хазары

Как называлось это поселение в древности, не известно, — оно, а точнее, окрестные холмы, получили свое нынешнее имя от донских казаков за высокую урожайность этих земель. Еще в начале XX века здесь стояли несколько казачьих хуторов, росли сады и виноградники. Но коллективизация уничтожила и хутора, и, вероятно, их хозяев — теперь о былом благосостоянии этих мест напоминают только разрушенные фундаменты и одичавшие фруктовые деревья — яблони и абрикосы, которые здесь называются жердёлы.

Впервые мы приехали на Золотые Горки летом 2002 года. Городище лежало на высокой террасе, нависающей над пойменными лугами; примерно в километре вился Аксай, а еще дальше виднелось русло Дона. Луга вдоль берегов этих рек регулярно заливаются водой, а выше лежит холмистая, изрезанная оврагами степь. Овраги поросли колючим кустарником и невысоким байрачным лесом, пахать тракторами здесь невозможно, поэтому природа сохранилась почти нетронутой, и, если бы не линия электропередачи, можно было бы подумать, что мы живем во времена Хазарского каганата. В огромной балке, в ста метрах от нашего лагеря, водились кабаны, по ночам мы часто слышали волчий вой, а зайцы, лисы, ежи и енотовидные собаки были нашими постоянными соседями.

Несмотря на то что природа вокруг не была изуродована человеком, само городище представляло собой печальное для археолога зрелище. Экспедиция, работавшая здесь за пару десятков лет до нас, занималась не столько наукой, сколько отдыхом на природе: раскоп, в нарушение всех правил, не был засыпан землей, вокруг в изобилии валялись черепки, в том числе достаточно ценные. Научный отчет по этим «раскопкам», как мы узнали, так и не был написан. Постарались и местные «краеведы»: они прошли по городищу с металлоискателем, и кое-где виднелись характерные лунки. На склоне холма за пределами городища мы увидели глубокую яму, поверхностный осмотр рассказал нам ее историю. Когда-то здесь стояла большая глиняная печь для обжига керамики, а металлоискатель реагирует на сильно перекаленную глину примерно так же, как и на металл. Когда кладоискатели прочесывали местность, они решили, что здесь скрыто что-то металлическое, разрыли землю и раздолбили печь, почти полностью ее уничтожив. Клада они, естественно, не нашли, зато печь привели в такое состояние, что ее остатки надо было срочно исследовать, пока дожди и талые воды окончательно ее не разрушили.

С этой печи мы и начали свои раскопки. Выяснилось, что здесь была большая гончарная мастерская: рядом мы обнаружили еще две подобные печи, но не исключено, что их было и больше. Впрочем, исследовать весь склон мы не стали, тщательно изучив лишь первую печь и оставив прочие для грядущих археологов. Когда-то древний мастер бросил работу, не завершив ее, и печь была заполнена остатками обожженных, но не вынутых сосудов. Вокруг нее валялось множество черепков — боя от прошлых обжигов. Теперь мы могли сравнить любой черепок, найденный на городище, с теми, которые валялись в мастерской, и определить, какая посуда была местного производства, а какая — привозной. Впрочем, особо оригинальных выводов нам сделать не удалось: местные жители производили типичную салтово-маяцкую керамику и импортировали амфоры с берегов Боспора Киммерийского (нынешнего Керченского пролива) и из Херсона (античный Херсонес; не путать с современным Херсоном в Украине). Что было в этих амфорах, мы по черепкам определить не могли, но, скорее всего, вино.