|
б) В Кнебворте, родовом поместье лорда Литгона, есть комната, называемая «комнатой желтого мальчика». Рассказывают, что лорд Кастльри (о котором упомянуто у Байрона) был однажды в гостях у отца покойного лорда Литгона. Ему отвели комнату «желтого мальчика», ни о чем не предупредив его. На следующее утро лорд Кастльри рассказал м-ру Бульверу, что был разбужен ночью самым неприятным и поразительным образом. «Я чувствовал себя очень усталым, – сказал лорд, – и скоро заснул. Не знаю, что разбудило меня, – я посмотрел по направлению камина и увидел, что там сидела, повернувшись ко мне спиной, как будто фигура мальчика с длинными желтоватыми волосами. Когда я на него взглянул, мальчик встал, направился ко мне и, отдернув одной рукой занавес в ногах моей постели, пальцами другой руки провел два или три раза себе по горлу. Я видел его так ясно, как вижу теперь вас», – прибавил лорд. – «Вы, должно быть, видели это во сне, – сказал Бульвер». – «Нет, я совершенно проснулся в то время». – М-р Бульвер не нашел нужным сообщить лорду Кастльри, что «желтый мальчик» всегда появлялся людям, которым было предназначено умереть насильственной смертью, и что при этом он всегда указывал на род этой смерти. (Автобиография и воспоминания Trith'a: Trith Autobiography and Reminiscences, vol. II, p. 309; сн. «Ребус». 1889г.,№ 31.) 17. Видение каноника краковского Якова Гурского.Яков Штенберг Гурский, кафедральный каноник краковский, бывший восемь раз избираем ректором краковской академии, по желанию короля Стефана Батория выбран был архиепископом Мариинской церкви в Кракове. На второй год своего служения он сидел однажды поздно ночью у себя дома и разговаривал со своим клириком Микульским у стола, заваленного книгами и бумагами, которые Микульский приводил в порядок; он ему говорил: «Сегодня я утомился, диктуя, но хотел докончить это дело; меня поддерживало желание борьбы в защиту моего бывшего когда-то ученика, теперь друга Соколовского. Виртембергский профессор Крузнуш, может, еще не уступит сразу, но…» Но тут епископ внезапно умолк и вперил взор свой в сторону двери, а рукой перекрестился, а через минуту, как будто отвечая на какую-то речь, промолвил прежде: «Итак, в награду», потом: «радостная весть, прими, Господь, мою благодарность»; при этих словах он стал на колени и молился. Клирик смотрел на него удивленными глазами и хотя не знал, что все это значит, но не мог продолжать своего чтения: какая-то невольная сила, возбуждавшая в нем чувство глубокого уважения и почитания, заставляла его молчать. Только когда старец после краткой молитвы встал и, приблизившись к нему, спросил: «И ты тоже видел и слышал его?» – он ему едва мог отвечать дрожащим голосом: «Только вашу с…» «Твой дрожащий голос показывает страх, удали его от себя, а со мной вместе радуйся, что я удостоился такой великой милости Божией…, и то, что Господь иным хорошее только во сне объявляет, я сам наяву, своими глазами видел». Так говорил почтенный старец, а глаза его полны были благодарности и восторга, невыразимым светили блеском, который освещает душу в минуту вдохновения, когда она полна прекрасными мыслями, приближающими ее к Богу, и так преобразилось лицо епископа, что передать этого нельзя; Микульский, невольно пораженный до глубины души его видом, пал на колени и целовал его ноги. — 104 —
|