|
– Да, Ваше Святейшество, – ответил я, – из-за этого я года на полтора задержался с принятием буддизма. Но потом я решил: есть следующая жизнь, или нет, – всё равно Учение Будды – лучшее, чему можно следовать в этой жизни, даже если она единственная. – Совершенно верно! – сказал Далай-лама, – Хотя я знаю, что многие со мной не согласятся, я считаю, что можно быть буддистом, и не веря в перерождения. Посуди сам: ты ведь знаешь, что мы как последователи мадхъямака-прасангики понимаем, что без правильного постижения пустоты невозможно достичь Пробуждения. Однако такие буддийские философские школы как вайбхашика или саутрантика, как известно, не достигают полного постижения пустоты – тем не менее, разве кто-то подвергает сомнению их принадлежность к буддизму!? А постижение пустоты – дело гораздо более важное для реализации, чем мнение о перерождениях, потому что оно относится к сфере высшей истины, а вопрос о перерождениях – к сфере относительной истины. (Его Святейшество имел в виду, что с точки зрения высшей истины все явления мира в нашем омрачённом дуалистическом мировосприятии, в том числе и перерождения, можно считать подобными иллюзии, – поэтому они менее важны – А. Т.) После паузы, набравшись храбрости, я всё же задал смешной вопрос: – Ваше Святейшество, а Вы верите в перерождения? – Да, я верю, – не колеблясь, ответил Далай-лама. – А Вы верите, исходя из логических рассуждений, или из личного опыта? – Вначале я опирался на логический анализ, а затем появился и некоторый опыт. И Далай-лама рассказал мне о некоторых эпизодах, когда он вспоминал свои прежние жизни. Конечно, его слова нельзя считать «научным доказательством» и проверить, но для меня они имели очень большой вес, потому что, внимательно наблюдая с утра до вечера за Его Святейшеством в течение почти двух месяцев путешествий по России, за его беседами с самыми разными людьми – от государственных деятелей и высоких священнослужителей до случайных прохожих – я ни разу не увидел даже тени фальши или неискренности. В то же время, я видел, как блестяще работает его критический ум, и понимал, что такой мудрый человек не примет какие-нибудь странные видения за реальность и не станет говорить с другими о каких-либо сомнительных переживаниях. Я привёл почти дословно эту длинную беседу лишь для того, чтобы показать ошибочность распространённого мнения, на которое опирался Бэчелор, – что «вся система традиционных буддийских взглядов строится на вере в перерождение». Ведь вряд ли кто возразит, что Далай-лама является представителем традиции тибетского буддизма. И мне, честно говоря, немного странно, что во всей своей книге Стивен вообще не касается серьёзной буддийской философии, то есть мадхъямаки. Единственное приходящее мне на ум объяснение состоит в том, что он её так и не освоил, – как можно судить из его собственного рассказа: «Большую часть последнего года в Дхарамсале я провел за изучением буддийского учения о пустоте, изложенного в Руководстве Шантидэвы и тибетских комментариях к нему. Теоретически я понимал, что значит «пустота», но это практически никак не влияло на реальный опыт моего существования» (с. 52). — 214 —
|