|
И вот Он сотворил человека из праха земного и вдохнул в него дыхание жизни, и так люди обрели живую душу; и сотворил их Господь мужчинами и женщинами. И вместе с их появлением все истории, в которых повествуется о том, что такое быть человеком, тоже обрели жизнь — миллионы и миллионы историй. И Господь благословил все это и поместил в саду под названием Эдем. И тогда Бог пошел по небесам, сияя улыбкой, ибо наконец-то Он больше не был одинок. И не историй недоставало творению, а уж скорее добрых и душевных людей, которые могли бы их рассказать. Похоже, среди самых добрых и душевных людей, когда-либо рождавшихся на свет, жадных до историй, работы во благо до седьмого пота и просто до жизни, были и танцующие шуты, мудрые старые вороны, ворчливые знахари и почти святые, из которых и состояло чудное и удивительное старшее поколение нашей семьи. Одним из них был и мой дядюшка, который имел обыкновение, когда бы я ни рассказывала свое «Сотворение историй», громко кричать: «Эй вы, слушайте, что говорит это дитя! Кто тут не верит в Бога, Который любит байки? Из-за вас Господь сидит в одиночестве! Не печальте Господа, давайте-ка еще одну историю!» И мы продолжали работать и рассказывать, иногда проводя за этим занятием весь день и расходясь лишь далеко за полночь. Этот человек, который требовал «еще историй» примерно так, как требуют еще пинту пива, был мой дядюшка Зовар [5], которого прозвали так за то, что стоило у него в кармане завестись лишней мелочи, он тут же тратил ее на самодельные сигары — небрежно свернутые, громадные, несуразные. Дядюшка находил особое удовольствие в том, чтобы каждую смолить до тех пор, пока она в тысячный раз не погаснет. Дядюшка принадлежал к моей приемной семье. Это был старый крестьянин. Одним ужасным вечером во время Второй мировой войны фашисты вытащили его из дома и отправили в концентрационный лагерь, расположенный где-то далеко, возле самой русской границы, где он каким-то чудом, или, как он сам говорил, «при помощи божественных сил, которые недоступны нашему разумению» умудрился пережить и каторжный труд, и нечеловеческий голод. Мне хорошо запомнилось, как всякий раз, когда случалось слышать по радио или просто от односельчан: «Вот что творили германские нацисты» или: «Это сделали немцы», дядюшка невозмутимо возражал: «Ошибка. Нацисты и их пособники были не из Германии. У негодяев нет родины. Эти демоны были родом из преисподней». После долгих лет война в Европе закончилась [6]. Мой приемный отец с помощью Красного Креста, а главным образом — по цепочкам всяческих знакомств обыскал лагеря перемещенных лиц и в конце концов нашел нашего дядюшку, а потом и еще нескольких престарелых родственников. Ему удалось добиться, чтобы их отпустили. Однако чтобы попасть в какой-нибудь порт на океанском побережье, а оттуда уже в Америку, им пришлось пересечь всю Европу — то в кузове грузовика, то в телеге, а то и просто на своих двоих. Но вот после бесчисленных проверок документов и бесконечного ожидания, в давке и толчее, они вместе с сотнями таких же несчастных погрузились наконец в чрево гигантского судна, шедшего в «Аймер-и-ку-у» — в Америку. — 4 —
|