|
Я обсудил это предложение с миссис Бьюмон. Она отказалась как-либо влиять на мое решение, но, как я понял, она считала, что я должен заняться политикой. Ее многочисленные связи с лидерами старой либеральной партии, оппозиционной Ллойду Джорджу, могли бы мне помочь. Вечером в среду я пошел на занятие к Успенскому и затеял дурацкий спор об органической эволюции, которую он отрицал. Вооруженный фактами, почерпнутыми у Т. X. Моргана, я упомянул о мутациях - слово, которое Успенский не знал или делал вид, что не знал. Я слышал свой голос, злой тон, замаскированный смирением, с которым я представлял свои возражения. На занятии присутствовало еще сорок-пятьдесят человек, и я ощущал их неприятие. Почти сорок лет спустя одна шотландская дама рассказала мне, что ненавидела меня в тот вечер и никогда не простила, что я спорил с Учителем. В тот вечер я вышел из Ворвик Гарденс один. Я злился на себя из-за собственных тупых умствований, которые не приносили ничего хорошего. Я говорил себе: «Это пустая трата времени. Я больше не буду ходить на лекции Успенского и посвящу себя политике». Одновременно с этим в какой-то глубине сознания я понял, что должно произойти в действительности. Я уйду из Института международных дел. Напишу Рамзаю МакДональду, что не могу заниматься политикой. Брошу все и пойду за Гурджиевым и Успенским. Этим планам не суждено было сбыться. В Лозанне открылись переговоры по выработке нового мирного соглашения с Турцией. Джон де Кэй заручился обещанием одного из знаменитейших юристов Америки, Самюэля Унтермайера, действовать как представитель наследников султана. Тут все мои намерения захлебнулись в потоке восторга, который у меня вызвал первый контакт с международным большим бизнесом и финансовым миром. Я должен был встретить Унтермайера в Мюнхене и ответить на все имеющиеся у него вопросы. Я отправился первым же поездом, но, прибыв в Мюнхен, обнаружил, что Унтермайер собирается в Париж на собственном поезде. Он взял меня с собой. Его путешествие было блестяще обставлено, и тут я впервые столкнулся со странным явлением американской роскоши. Она существенно отличалась от спонтанной расточительности Гэквара из Барода, возможно, гораздо более состоятельного. Между Мюнхеном и Парижем Унтермайер переварил всю нашу историю. Он попросил меня начать с истории и географии оттоманской Империи, пройтись по династическим взаимоотношениям, рассказать о землях и концессиях Абдулы Хамида, политике и отношениях правительств союзников. Он сам прочел решение Высшего Религиозного трибунала, объявившего незаконной конфискацию собственности Абдулы Хамида Молодыми Турками. — 90 —
|