|
В этих условиях мы усердно работали над гурджиевскими движениями. Без устали пропалывали огород от сорняков в то время, как голуби и кролики поедали растущие там овощи. Многим студентам высшие устремления не мешали жаловаться на плохие условия жизни и еду. Первая беседа, которую я с ними провел, касалась «нравится - не - нравится». Я говорил, что невозможно начать, не освободившись от реакций типа «нравится - не - нравится», желания и отвращения. Как обычно, я переборщил. Работая в саду и увлекая молодежь, я заработал себе грыжу и был вынужден уехать на две недели на операцию. Я смог побыть наедине с собою и увидеть, что моя жизнь изменилась, потому что изменился я. Я общался с Высшей Мудростью, и это общение было действительно взаимным. Я мог попросить помощи и руководства и получить их. Я никогда не оставался один со своими сомнениями. Мои собственные слабости и глупость больше не имели значения. В бреду, год назад, я понял, что могу обойтись без ума. Теперь я осознал, что могу быть собой, несмотря на свой ум. Поскольку работа больше не зависела от моей способности ее делать, я мог быть уверен в ее успехе. К Новому году я понял, что мы действительно продвигаемся вперед. 13 января 1972 года мы отмечали 95-ую годовщину со дня рождения Гурджиева большим праздником, произносили тосты "за идиотов", совсем как в Фонтенбло сорок девять лет назад. По субботам у нас установились дни для посетителей, мы показывали движения и учились объяснять гостям, что они обозначают. В апреле 1971 года в Шернбурн приехал Хасан Шушуд. Ему нравилась английская провинция, и он был рад встрече со мной, но не ожидал увидеть столько студентов и не видел смысла в моей деятельности. Он настаивал, что моя роль гораздо больше учительской. «Ты выбран одним из немногих, -говорил он, - «предназначенных пройти весь путь освобождения от обусловленности существования. Твой дом - абсолютная пустота». Я вспомнил слова Гурджиева в Виши в августе 1949: «Теперь у тебя есть Рай, но не останавливайся, пока не достигнешь Солнечного Абсолюта». Я беседовал с Хасаном каждый день, в отличие от его предыдущего пребывания в Кингстоне. Через несколько дней у меня начались видения, и я стал слышать голоса. Последние, как правило, говорили по-английски, хотя иногда и по-турецки. Я убедился, что раньше жил в Центральной Азии во времена КхвайяАбейдаллаАхрара, и спросил Хасана, как так могло случиться, что я родился столь далеко от истинной родины. Я всегда в Азии чувствовал себя как дома, а в Европе - чужестранцем. Он ответил: «Ветер разносит семена по всем континентам. Сейчас ветер дует в сторону Англии. Поэтому ты и родился здесь». Через неделю, познакомившись со всеми студентами, а с некоторыми поговорив наедине, Хасан изменил свое мнение о них в лучшую сторону и объявил, что кое-кто из них может стать помощником. Он также увидел смысл в моей системе обучения. Ранее он настаивал, что все, что нам нужно, это голодание и зикр, включая контроль дыхания. Теперьже он находил мой способ идеальным для настоящего времени и западных людей. Я не должен был разочаровываться столь небольшим количеством студентов с высоким потенциалом. Такие люди редки. За всю свою жизнь он встретил только двоих, продвинувшихся дальше начальных этапов. Одним был я, а вторым - турецкий врач, живший в Детройте. Но даже тот был ограниченным, так как слишком зависел от телесного аскетизма. — 321 —
|