|
Иногда это было очень болезненно, но мы начали ценить эти «моменты истины», когда она с грубой правдивостью высказывалась о человеке, стоящем перед ней. Однажды к нам приехала после долгого отсутствия одна старая приятельница. В глубине души она побаивалась моей жены и ее высказываний, не всегда приятных, даже когда та была здорова. Уже уходя, она увидела мою жену в инвалидном кресле, подошла к ней, наклонилась к ее лицу и произнесла: «До свиданья, Полли, дорогая, я так люблю тебя!» Жена открыла глаза, оттолкнула ее и звенящим голосом произнесла: «Лгунья!», закрыла глаза и заснула. Дама, о которой идет речь, больше никогда не посещала наш дом. Те из присутствующих, которые услышали в ее тоне неискренность, не удивились ответу. Но зачастую посетители вообще ничего не понимали и удалялись разозленные или расстроенные. Для меня весь этот опыт стал как бы переобучением. Голос, много лет скрывавший от меня и остальных все мои слабости и недостатки, теперь высказывал их прямо мне в глаза. Я понял, что то, что психиатры считают слабоумием, на самом деле может быть проявлением скрытой мудрости, которую обычная человеческая личность боится и не хочет признавать. И в этом взгляде я не был одинок. Еще несколько человек знали, что находиться рядом с моей женой означало пройти чистилище, и те из них, кто хотели очиститься, были глубоко благодарны ей за ее слова и поступки. Однако мои проблемы не ограничивались болезнью жены. Со всех сторон меня одолевали разногласия. Летом 1954 года стало окончательно ясно, что мы не сможем объединиться с группой мадам де Зальцман. Болезнь жены легла тяжким бременем на все наши взаимоотношения. Я полагал, что происходящее с ней являлось очищением для нее самой и уроком для окружающих. Те, кто видел в ней старую женщину, чей мозг поврежден кровоизлиянием и место которой в доме для умалишенных, сразу становились в наших глазах невосприимчивыми к глубинной реальности. Душераздирающий опыт может и не стать трагедией или катастрофой, он способствует усилению веры, но иногда потрясает или даже разрушает ее. Между теми, кто считал болезнь моей жены страшным, но бесконечно ценным уроком, и теми, кто полагал, что это горе или несчастный случай и мы должны молиться, чтобы скорее избавиться от всего этого, была пропасть. В жизни никогда не встречаются однозначные ситуации, поэтому было бы неверно думать, что все, знавшие мою жену, разделились на два лагеря. Но разделение все же было. Имевшие мужество любить ее и оставаться рядом с ней получили неизмеримо больше от нее в состоянии деменции, чем тогда, когда она прятала под замком свои внутренние чувства. Но державшиеся в стороне не могли надеяться узнать то, что узнавали мы. — 264 —
|