|
Я составил предварительное сообщение, которое получило одобрение, и вскоре была основана компания по добыче угля и развитию горнодобывающей промышленности Греции, установлен капитал и я назначен главным директором. Я обратился к сэру Джону Ставриди, председателю Йонианского банка, близкому другу Венизелоса. Он воодушевился. Сэр Сидней Лофорд, друг Дугласа-Генри, генерал в отставке, стал председателем компании, и недалеко от Лондонской стены были открыты офисы. Мы с женой переехали в комфортабельную квартиру рядом с Брайанской площадью и принялись возобновлять знакомства в надежде, что некоторые из прежних друзей захотят работать со мной. Из этих планов ничего не вышло, но две или три случайные встречи изменили картину. Жена отправилась в Швейцарию к князю Сабахеддину и повезла ему немного денег. В поезде она познакомилась с молодым человеком, Л юсьеном Майером, и он так загорелся нашими идеями, что попросил разрешения присоединиться к нашей группе. Вскоре после ее возвращения в Лондон в шестнадцатом автобусе между углом Гайд-парка и Викторией она познакомилась с женщиной, миссис Бибан Доби, которая с готовностью откликнулась на ее предложение поучиться. Я повстречал молодого одаренного химика в Северном Политехническом, который хотел найти новую картину мира, более всеохватывающую, чем могла предложить наука. Сестра моей жены, оперная певица, только что приехавшая из Парижа в Англию, присоединилась к нашему кружку с несколькими друзьями. Таким образом, постепенно и без всякого плана в 1930 году возникла первая группа, за которую я нес полную ответственность. У нас дома прошли одна-две предварительные встречи. Увидев серьезную готовность работать, я глубоко задумался над складывающейся ситуацией. Я не считал для себя правильным выступать в качестве толкователя Системы Гурджиева без разрешения его самого или, по крайней мере, Успенского. Наконец, я решил, что надо начинать, но составлять полный отчет о каждом собрании и посылать его Успенскому. Посылая свои отчеты, я указывал, что, если он не одобряет моих действий, ему стоит только сказать, и я прекращу. Месяцы шли, но в ответ я не получил ни слова. Группа медленно росла. Наши занятия служили мне самому громадным стимулирующим фактором. Я принялся усиленно бороться с собственными слабостями и привычками, что я уже давным-давно забросил. Я сохранил копии многих отчетов, которые посылал Успенскому. То, что я говорил, было интересно и часто верно, но, читая их почти через тридцать лет, я с болью осознаю, насколько в то время был далек от настоящих человеческих чувств. Я работал и учил только своим интеллектом. Сердце оставалось холодным, и даже видение человеческого единства, открывшееся мне в Веви, не сделало меня чувствительным к теплу человеческого общения. — 133 —
|