|
* * * Макс увидел себя сидящим на деревянной лавке в компании ребят. Находились они внутри небольшого аккуратного домика, где принимал пациентов Сэнсэй. Слава об искусном костоправе простиралась далеко за пределами региона. В этот небольшой частный домик, расположенный на окраине промышленного шахтерского города, съезжались со своей болью люди с разных уголков. Сэнсэй принимал до пятисот человек в день. И никому в приеме не отказывал, зачастую заканчивая работу и в два, и в три часа ночи. Но сегодня Сэнсэй освободился довольно рано по его меркам — в одиннадцать часов вечера. Ребята съезжались ближе к концу приема. Всяк по своей причине, но в основном поболтать о жизни насущной. Их просто тянуло видеть Сэнсэя каждый день после дневной бытовой суеты. Такие поездки стали для них своего рода традицией. Дело, как говорится, молодое, в свободном времени недостатка нет. Из приемной вышли последние пациенты. Приемной называлась небольшая комнатушка, где стоял топчан, два стула да в углу иконка с зажженной лампадкой. Вот и все убранство. Ребята сидели в следующей комнатке, несколько пошире приемной, но не менее скромно обставленной. Лавки, вешалка да печь, невесть как сохранившаяся с былых времен. Несмотря на то, что людей уже не было, Сэнсэй не торопился уходить домой, точно ожидая кого-то. Минут через пятнадцать в коридоре действительно послышалась неторопливая поступь. Кто-то вежливо постучал. Дверь открылась. Вошли две пожилые монашки, которые придерживали под руки необычного вида старика. На вид ему было лет девяносто. Суховат. Очень высокого роста, где-то под метр девяносто. Правильные славянские черты лица. Его борода и слегка вьющиеся длинные волосы были белыми, как снег. Одет он был в теплую, несколько старинного покроя рясу. На ногах сельские стёганые бурки. Ноги старца явно были больными, поскольку каждое движение давалось ему с большим трудом. Несмотря на такую внешнюю дремучесть, глаза его излучали живительную доброту и внутреннюю силу. — Мир вам, мир этому дому, — произнес старец, перекрестившись и поклонившись. Монашки проделали то же самое. Ребята, сидевшие на лавках, даже оторопели от таких чудных, давно забытых слов и необычного вида престарелого человека. —Здрасьте, — только и смогли они произнести, растерянно кивая в ответ головами. В это время появился Сэнсэй из своей приемной. —Мир душе твоей, Антоний, — произнес он необычным изменившимся звучным голосом, наполненным какой-то умиротворяющей благой силой. При входе Сэнсэя монашки, склонив голову, стали усиленно креститься. А старец, просияв ликом, попытался припасть к его ногам. В его глазах горел такой душевный порыв, что казалось, будто перед ним нет абсолютно никаких телесных препятствий. Сэнсэй легонько подхватил его, сказав: — 91 —
|