|
Обратно шли в самый разгар послеполуденной жары. От земли поднимался тяжелый пар, степные ароматы душили знойной горечью. Я посетовала, что не взяла с собой воды, и пацаны предложили свернуть к источнику неподалеку от тропинки. Кое-как обмыв руки от курганной пыли (какая там гигиена, если шагать еще час, а в горле Сахара!), я напилась ключевой воды — солоноватой, как и везде на Маныче. Всю оставшуюся часть дня мною владело сладостное предвкушение: кто знает, какие находки скрывает старый курган? К вечеру над станицей нависла темная туча, и я испугалась, что пойдет дождь — назавтра раскопки превратятся в яму жидкой грязи. Но гром погремел где-то вдали, и наутро снова сияло солнце. Однако идти к кургану мне все равно не пришлось: было воскресенье Троицы, престольный праздник в станичном храме. День святой и очень почитаемый донскими казаками — любые работы в такой праздник запрещены и даже наказуемы. Моя хозяйка с утра ушла в церковь на праздничную службу. Я тоже хотела пойти вместе с ней: послушать местный церковный хор, посмотреть на красоту казачек и стать казаков, оценить пестроту и богатство нарядов — на Дону, как встарь, в церковь надевают все лучшее и новое. Но с самого утра меня одолела ломота и какая-то сонливость, разболелась голова, и мне пришлось остаться дома. Не позавтракав, я провалялась в постели до прихода хозяйки. Мария Сергеевна пришла не одна, а со своими двумя уже взрослыми дочками. Женщины заглянули ко мне, отметили мой нездоровый вид, покачали головами и отправились готовить праздничный обед: к вечеру намечались гости. Настряпали вкусностей, вынесли во двор столы. Едва спала жара, пришли соседи — большая, говорливая, нарядная компания. Однако ни щедрое угощение, ни разлившиеся над станицей старинные песни меня не радовали: было ощущение, что я подхватила грипп. Посидев с гостями совсем немного, я ушла в хату. Скоро небо потемнело, но не от сумерек, а от новой тучи — еще чернее и огромней вчерашней. Грянул гром, и люди во дворе засуетились, срочно убирая столы. Дождь пришел только ночью вместе с отчаянной грозой и лютым ветром, воющим в вершинах пирамидальных тополей трубами Судного дня. До утра меня тошнило и лихорадило, а к рассвету подступил то ли кошмар, то ли галлюцинация: из глинистой земли древнего могильника вставали всадники на черных конях; пощечины мокрого ветра гасли на монголоидных медных лицах… вороные бока лошадей в сполохах молний сверкали голографическим радужным блеском… Утром пришла в себя, но подняться сил не было. Тело горело, сердце железным набатом колотилось прямо в голове, внутренности выворачивало наружу. Возле меня стояли Марья Сергеевна и соседка, тетя Дуся. — 8 —
|