|
Такое на языке Путников называется прокатываниемили протаскиванием. (Как протаскивают проволоку, как канат протаскивают через игольное ушко. Именно это заключил в своих словах Иисус Христос: “Легче канату пройти через игольное ушко, чем богатому в царство Божье”. Ошибка переводчика превратила “канат” в “верблюда”, который так и остался в Евангелии. Бессмысленно, но “Учитель сказал!”) Но вот все материальные привязанности преодолены. Остается еще следующий этап — преодоление привязанности к себе, преодоление индивидуализма, эгоизма. В одной из камер ты находишь своего второго —человека, с которым вы отныне “скованы одной цепью”, которого ты теперь обязан вести через этот лабиринт и вывести его. Так бывает, когда ты уже видел выход, уже знаешь его, и для тебя самого покинуть лабиринт уже, казалось бы, не проблема. Но перед тобой на выходе ставят условие: ты выйдешь наружу лишь после того, как вернешься назад, найдешь своего второго и выведешь его наружу, ибо без тебя, без твоей помощи сам он выйти не в состоянии. И ты вновь попадаешь в одну из камер. Ты сохраняешь память о том, как выйти наружу (точнее, знаешь путеуказатели, имеешь компас, указывающий в какой стороне лежит выход, но не более, потому что камера, откуда ты теперь начинаешь свой путь и последующие за ней могут быть тебе незнакомы.). Но прежде ты должен найти своего второго и соединиться с ним. Если вообразить себе такую камеру, как некую комнату, это может показаться легким, однако, камера эта — это жизнь, это время, это Земля. Ты же порой знаешь, каков внешне этот второй, по каким признакам его можно узнать, порой — знаешь только, что обязательно встретишь его на своем ПУТИ, но где, когда, как это произойдет и как ты его узнаешь — это от тебя скрыто, в этом помогай себе сам. Положим, вы встретились. Но твой второй — это не ты, который знает ПУТЬ. Он может быть в большей или меньшей степени привязан к этому миру, соединен с ним “пуповиной”, которую надо рвать, а это больно, и он не хочет этой боли, протестует против нее, как капризный ребенок, он брыкается, упрямится, щипает и бьет тебя, и лезет именно туда, куда не надо, где опасно, сует палец в огонь, не понимая, что может обжечься... А ты должен вывести его отсюда. Иного выбора у тебя нет. И сложность еще в том, что он сам должен пойти за тобой, должен понять, что так надо, что иначе нельзя, силой в рай никого не тащат и свободными по приказу свыше не становятся... Конечно, все может выглядеть, и часто выглядит, по другому. Здесь нужно сказать об одной, если можно так выразиться, болезни “первых”, которые и есть собственно Путники, высшие Посвященные, ибо для нас Путник, двиджива, начинается именно с этого этапа. Ведь двидживаозначает не только дважды рожденный, дважды живущий, но и имеющий две души. Понимать это следует так, что возвращаясь в определенную камеру, я не возникаю там “из ничего”, как некая форма, к ней не приписанная, я вселяюсь в форму, присущую данному времени, данному месту, данной камере. И у этой формы есть свой ПУТЬ, изменить или нарушить который я не состоянии. Иное дело, что он соответствует той задаче, которая мне задана. Таким образом, у этой формы оказываются как бы две “Я — личности”: одна, присущая ей и этому миру, действующая и оценивающая подобающим образом, и другая — моя, присущая тому, кто вернулся сюда, кто знает истину. Поэтому внешне двидживапроявляет себя двояким образом: с одной стороны он действует разумно, с другой — вынужден подчиняться ПУТИ своей формы. Это подобно тому, как если бы я имел форму собаки, но обладал при этом умом человека. Я видел бы и понимал гораздо больше, чем другие собаки, и руководствовался бы в своих действиях мотивами и побуждениями, не знакомыми им, но для них я оставался бы такой же собакой, разве что со странностями. — 38 —
|