|
После ареста Hyp попыталась бежать из главного управления гестапо в Париже, но ее поймали, бросили в грузовик и отправили в тюрьму в Карлсруэ. На нее надели наручники, заковали в цепи и десять месяцев продержали в карцере. Затем ее перевели в концентрационный лагерь Дахау. Нацистский охранник пинал ее без конца своими тяжелыми сапогами, а она, закованная в цепи, лежала на цементном полу, и все ее тело покрывалось кровоподтеками. Ее агония продолжалась всю ночь — всю ночь на голом цементном полу. На следующий день ее снова били и хлестали плетьми, пока, по словам свидетеля, не превратили тело в кровавое месиво. Потом ее поставили на колени и пустили пулю в затылок. Но она не плакала. «Vive la Liberte»*, — таковы были ее последние слова. Ее тело еще чуть шевелилось, когда ее бросили в топку, которую до сих пор можно увидеть в Дахау. Стать рыцарем света Среди жестокости, невежества, тщеславия, алчности, грубости и безысходности человеческого существования постоянно идет «спасательная операция», осуществляемая людьми, которые поставили пред собой цель — проявлять * «Да здравствует свобода!» (фр.). сочувствие по отношению к страждущим. Это — высшее проявление пробужденной совести. Я говорю не просто о пробуждении сознания, но и о пробуждении чувств сердца для обретения силы не ограниченной ничем любви, которая и дала рождение этой Вселенной. Перед лицом невероятных страданий всего живого по-настоящему пробудившийся человек не может не прислушаться к голосу Божественной Любви, повелевающему ему стать «рыцарем пробуждения», чей кодекс чести требует от него величайшей преданности. Ибо если посвященный, который достиг этой стадии осознания, уходит от жизни, чтобы обрести просветление лишь для самого себя, то это высшая степень эгоизма. Страдая, человек склонен закрываться в собственном я. Однако иногда случается обратное. Пришлось мне как-то разговаривать с француженкой, которая вместе с моей сестрой Hyp участвовала в Сопротивлении. Ее пытали до тех пор, пока она не ослепла, и бросили в камеру, считая уже мертвой. Однако даже тогда она продолжала улыбаться. Почему? Потому, объяснила она мне, что «нацистам доставляло удовольствие слышать, как мы кричим, — и мы решили не кричать. И когда боль становилась уже невыносимой, дух покидал наши тела, проецируясь вовне. С этого возвышения мы могли пренебрегать нашими мучителями, осознавая, что, хотя они и могут причинить боль нашим телам, над душами они не властны». Мне приходилось также встречаться с человеком, которого пытали в свое время как немцы, так и русские. Как ни невероятно, он говорил, что умел прощать своих мучителей, настраиваясь на сознание Христа, — и он простил их, как простил Своих палачей Христос. — 105 —
|