Сама нарежет и сама скомпонует. Совершенно безвозмездно. То есть, даром. Вот такое у нее было увлечение. А еще – «куховарить». Для всей своей большой семьи. А еще – книги. Которых в семье у них было – не счесть. Приступив на кухне ко второму своему увлечению – готовить «первое», «второе» и компот, Екатерина Александровна предоставила свою библиотеку в полное пользование Вове Ш. Вот тут-то он и увидел впервые обложку своей любимой книги, и узнал, наконец, ее автора. Однако, обед готов. Тут как раз и внуки Екатерины Александровны подоспели. Познакомились с Вовой Ш. Вчетвером пообедали. Помыли-повытирали посуду. Стали заниматься делами. Каждый – своими. Братья – готовить домашние задания. Самостоятельно. Вова Ш. – готовил свои «уроки» с помощью своей же учительницы. Приготовили «уроки». Теперь – в путь. На тренировку. По боксу. Втроем. Братья-чемпионы и их новый друг. Понятно, что у последнего спортивной формы не было. Ни в прямом, ни в переносном смысле. Не беда. Братья, покопавшись в своих запасниках, выделили своему новому другу все необходимое. Познакомили со своим тренером. «А поворотись-ка, сынку, экий ты худой какой!», – была его первая, почти по гоголевскому Тарасу Бульбе – реакция на анатомо-морфологические параметры Вовы Ш. «Ну, ничего. Были бы кости, а «мясо» нарастет. Руки длинные. Координация есть. Будешь стараться – будет толк. Завтра принесешь медицинскую справку», – таковой была реакция вторая. Вове Ш. очень хотелось сказать, что он очень, очень будет стараться. Что будет стараться так, как никто никогда не старался. Но – постеснялся. Понял, что среди настоящих мужчин многословие не в чести. По древней славянской традиции: «Не хвались, на рать идучи,…». После тренировки братья-чемпионы и Вова Ш. шли вместе. Вместе подошли к калитке подворья, где проживал Вова Ш. со своими родителями и младшей сестренкой. «Ты погуляй пока. Мы быстро», – сказал старший из братьев. И – действительно. Буквально через несколько минут братья вышли. За ними вышел стодвадцатикилограммовый двухметровый детина, весь в «наколках», самая приличная из которых: «Нет щастья в жизне », – папаша Вовы Ш. О чем там у них был разговор, в какой форме он проистекал, можно лишь догадываться. Только глаза у вышедшего на крыльцо своего дома папаши были растерянные и даже, можно без преувеличения сказать, несколько ошалевшие. Как у персонажей гоголевского «Ревизора» в финальной сцене пьесы. Немой сцены. А теперь – некоторые комментарии к ней. И, кстати, ко всем тем странностям, свидетелем и участником которых в этот день был Вова Ш. — 7 —
|