|
Зрелище трибунала и массовой казни, состоявшееся на центральной площади Мехико в 1574 г., предваряли двухнедельные торжественные процессии и оглашения с помощью барабанов и труб. Для самого дня аутодафе были сооружены наподобие стадиона сидячие места для чиновников и их семей, а также для многочисленных служащих из провинции. Толпы желающих присутствовать, как ныне сказали бы, на событии века, стекались в город две недели подряд, причем некоторые преодолевали расстояния в 600 миль (1 миля равна 1,609 км). В день накануне публичного суда была устроена причудливая процессия, когда по улицам города двигались двойные ряды роскошных карет, в которых восседали знатные особы. Во главе карнавального вида процессии несли штандарт инквизиции. Многие прибывшие в каретах так и оставались в них всю ночь, дабы не потерять удачно расположенные зрительские места. На следующий день в присутствии «гостей» суду подверглись 74 еретика, преимущественно протестанты. По окончании слушаний четверо тут же были сожжены. В апреле 1649 г. там же состоялось идентичное, но еще более «звездное» аутодафе. Тогда церковная месть распространилась на «новых христиан» — так в испанских колониях в Америке называли обращенных иудеев. Вина «конверсос» состояла в том, что они успели монополизировать всю торговлю между Испанией и ее колониями. За что поплатились все: и виновные, и невиновные. На сей раз в публичном спектакле были задействованы сразу 109 заключенных, представлявших, как сообщалось, «большую часть мексиканской коммерции». У всех заключенных были экспроприированы (в полном соответствии с позднейшим ленинским термином: «грабь награбленное!») поместья и имущество. Из лично присутствовавших на суде несчастных двенадцать в последнюю минуту признали свою вину, раскаялись и примирились с милосердной Церковью, за что были сожжены не живьем, а удушенными. Один из несломленных, некто Тревиньо открыто признал свою веру, и уже находясь в плену полыхающих головешек, прокричал: «Подбросьте дров, мои деньги стоят того». И этой своей циничной непреклонностью на эшафоте он напоминает Адольфа Эйхмана. После поражения Германии в 1945 году Эйхману удалось скрыться от разыскивавших его спецслужб союзников, затем с помощью монахов-францисканцев оформить себе аргентинский паспорт на имя Риккардо и, в конце концов, осесть в Южной Америке. Там он поступил на работу в качестве конторского служащего местного отделения Mercedes-Benz; в 1952 году он даже приехал в Европу, женился под новым именем на своей же собственной жене и вывез свою семью на новую родину, в Аргентину. О чем были прекрасно осведомлены американские спецслужбы. — 241 —
|