Я помню его студентом факультета психологии, на котором когда-то работал. Тогда трудно было даже предположить, что он будет писать книги или заниматься наукой. Когда мы встретились с Владимиром позднее, ему было уже 27 лет. Он 1983 году окончил психологический факультет Ярославского государственного университета и к тому времени уже успел поработать инженером-психологом на закрытом предприятии в г. Перми, председателем студенческого профкома педагогического института. Предположение, что он будет писать книги и вести тренинги, по-прежнему не возникало. Проще сказать, что ни сколь-нибудь стильно писать, ни сносно выступать перед аудиторией он совершенно не умел. Его судьба была обычна, так же, как была обычна его должность ассистента кафедры педагогики и психологии педагогического вуза. Он уже поменял две диссертационные темы и сфера его научных интересов — проблема интеракции в неполных семьях — не обещала ничего оригинального. Его поступление в аспирантуру Ярославского государственного университета мне говорило только о том, что, вероятно, будет когда-то защищена диссертация, добавляющая тоску в науку печали незнания, которая называется психологией. Его новая диссертационная тема на меня и вправду нагоняла тоску. В 1990 году я с удивлением узнал, что Владимир начал читать в университете курс по трансперсональной психологии. В то время о трансперсональной психологии у нас вообще мало кто слышал. Было известно, что из гуманистической психологии выросло новое направление — «четвертая психология», по Маслоу. Даже про Грофа и Уилбера ходило больше легенд, чем достоверной информации. Это в известной степени был вызов академической науке. Более того, Владимир умудрился провести в спортивном зале университета первые сессии холотропного дыхания. Отдадим должное руководителям факультета и кафедры социальной психологии — они проявили «открытость навстречу новому»: впервые на территории огромной страны, которая еще называлась Советским Союзом, в государственном образовательном учреждении на одном из ведущих факультетов психологии, началось преподавание теории и практики дисциплины, чуждой самому духу традиционной психологии как материалистической науки. Неудивительно, что курс пользовался популярностью: на занятия ходили не только студенты с других специализаций, но и других вузов. Этому способствовали книги и статьи, которые Владимир стал публиковать в каком-то непонятно большом объеме. Те изменения, которые происходили с ним в то время, вызывали противоречивые чувства. Он начал жить так плотно, как будто хотел сделать за годы, как за десятилетия. Книги, написанные Козловым, выходили с такой скоростью, что превышали скорость чтения многих потенциальных читателей. Стоит специально отметить рост качества продукции: с ростом числа публикаций совершенствовался стиль, некоторые его поздние работы написаны хорошим литературным языком, а некоторые просто поэтичны. Я уже не говорю о том, что появляющиеся новые идеи Владимира становятся все более смелыми. — 5 —
|