|
Бонавентура, комментарии к «Сентенциям» [1] «Проклятье века – это спешка», – писал в свое время поэт. Действительно, торопясь жить, зарабатывать деньги, вкусить свою долю много лет утаиваемых от них наслаждений и впечатлений, люди не успевают оглянуться на самих себя, на своих детей, на свое бытие в этом мире. Поход в церковь – редкостное событие на праздник, свой духовник – удовольствие для избранных, беседа с детьми о Боге, о спасении души… ну это уже из области фантастики. Бездуховность – наилучшая пища врагов рода человеческого. Кто же эти враги? Голливудские фильмы рисуют нам рогатых монстров, с которыми способен расправиться только герой-одиночка вроде Шварценеггера, либо падших ангелов в кроссовках, не говоря уж о традиционных вампирессах с окровавленными клыками. С киношной нечистью дело обстоит просто – она шарахается от вида крестика, горит на солнце и вянет от запаха чеснока. А уж кольты 45-го калибра просто разносят ее в клочья… Действительность намного страшнее и прозаичнее. Ни мечей, ни алых плащей, ни полетов под куполом полуразрушенной церкви… В начале 1692 года несколько девушек в деревне Салем (в настоящее время Данверс), штат Массачусетс, заболели, и симптомы у них были настолько тревожными, что перепугали всю округу. Наиболее беспокоящими и волнующими были конвульсивные припадки: настолько нелепые и настолько сильные, что видевшие их соглашались: девушки не могли притворяться. «Их движения во время припадков, – писал преподобный Деодат Лоусон, – являлись сверхъестественными как по форме, которую не может произвести нормальный человек, так и по силе, намного превосходя обычную силу того же человека, когда он находится в здравом уме». Преподобный Джон Хейл из Беверли подтвердил описание Лоусона. «Их руки, шеи и спины, – писал он, – выворачивались и так и этак, потом возвращались на место. Они отнюдь не могли воспроизвести эти движения по своей воле, они были сильнее всякого эпилептического припадка или любой естественной болезни. Были и другие симптомы, почти такие же тревожные: временная потеря слуха, речи и зрения, потеря памяти, так что девушки не могли вспомнить, что происходило с ними во время припадка, чувство удушения в горле, потеря аппетита. Позже последовали ужасающие галлюцинации: они видели призраков, которые пытали их различными изобретательными и жестокими способами. Они чувствовали, как их щипали и кусали, а часто на коже проступали действительные следы пыток. Эти симптомы легко распознаваемы. Самое поверхностное исследование классических случаев истерии – Шарко, Дженета, Брейра и Фрейда – продемонстрирует, что «пораженные» в Салеме девушки были истеричными в научном смысле этого термина. Разумеется, их так и называли, но в более пространном, общепринятом смысле. Таким образом, историки, называвшие девушек истеричными, также называли их лгуньями, хотя это два термина взаимоисключаемы настолько, насколько дело касается сознательной мотивации истерии. За редким исключением поведение девушек принадлежит истории патологий, а не истории мошенничества. В любом случае их поведение было из ряда вон выходящим и огорчительным. Две из них, Элизабет Паррис и Эбигейл Уильямс, были дочерью и племянницей преподобного Самуэля Парриса, из деревни Салем, и он лечил их универсальными средствами, обычными для Массачусетса XVII века: молитвами и постом. Но он сделал и то, что сделали бы мы с вами, если бы наши дети заболели, – отвел их к врачу. В действительности он отвел их к нескольким врачам и убедил родителей и опекунов других девушек последовать его примеру. Врачи были озадачены. Наконец один их них – традиционная история говорит, что это был Уильям Григгс из Салема, – установил диагноз. «На них порча», – объявил он: девушки якобы были жертвами черного колдовства. — 2 —
|