|
Подобно всем жертвам Клеопатры, Антоний испытывал смешанные чувства. Экзотическим наслаждениям, предлагаемым ею, было трудно противиться. Но ему хотелось укротить, приручить ее — победа над этой горделивой, блестящей женщиной стала бы подтверждением его величия. Поэтому он остался — и, подобно Цезарю, был постепенно околдован ее обаянием. Она потворствовала всем его прихотям — азартные игры, удалые пирушки, разработанные до мелочей ритуалы и пышные спектакли. Чтобы вернуть Антония в Рим, другой член римского триумвирата, Октавиан, подыскал для него супругу — собственную родную сестру Октавию, одну из первых красавиц Рима. Всем были известны добродетель и целомудрие Октавии — уж она-то, конечно, сможет отвлечь Антония от «египетской потаскухи». Уловка сработала, но лишь на время — Антоний так и не сумел забыть Клеопатру: после трех лет разлуки он вернулся к ней. И сделал это напрасно: как и следовало ожидать, отныне он стал добровольным рабом Клеопатры. Он наделил ее безмерными полномочиями, приняв египетские обычаи, он даже одевался как египтянин и в конце концов объявил, что не вернется в Рим. Из древности до нас дошло единственное изображение Клеопатры — едва проступающий профиль, отчеканенный на монете— но мы располагаем многочисленными описаниями ее внешности. Тонкое, удлиненной формы лицо, чуть заостренный нос, особенно выделялись на лице чудесные большие глаза. Ее обольстительная власть, однако, заключалась не в облике — наверняка многие женщины в тогдашней Александрии были куда красивее. Над прочими женщинами ее возносило нечто другое — способность ошеломить мужчину. В самом деле, во внешности Клеопатры не было ничего исключительного, не обладала она и политическим могуществом, однако ни Цезарь, ни Антоний, смелые и умные мужчины, этого не замечали. А видели они женщину, непрерывно преображающуюся у них на глазах, исполнительницу блестящего моноспектакля. Ее наряды и макияж ежедневно менялись, но всегда придавали ей величественный вид богини. О ее голосе, певучем и пьянящем, упоминают решительно все источники. Слова ее могли быть откровенно банальными, но она произносила их с такой нежностью, что впоследствии вспоминалось не то, о чем она говорила, а то, как это было сказано. Клеопатра постоянно придумывала что-то новое — подношения, шутовские сражения, путешествия, костюмированные пиры и оргии. Все это было очень театрально, и во все была вложена колоссальная энергия. Наконец подходило время — и ее возлюбленный опускал голову па подушку рядом с ее головкой, при этом перед его мысленным взором проносилась вереница ярких, фантастических образов. И как раз тогда, когда казалось, что эта переменчивая, необыкновенная женщина принадлежит ему, она ускользала, делаясь холодной, сердитой, и становилось ясно, что все это время игра шла па ее поле. Клеопатрой невозможно было обладать, ей можно было только поклоняться. Вот так женщине, изгнанной и обреченной на скорую гибель, удалось возвратить себе все и править Египтом на протяжении почти двух десятилетий. — 14 —
|