Отойдя от не поднятой штанги, Ригерт улыбнулся, как улыбаются сильные люди в подобных случаях, – виновато, но открыто. И зал проводил его, побежденного, аплодисментами. Алексеев же, не одолевший начальный вес, не смог скрыть не отчаяние даже, не огорчение – растерянность. Он потерял вдруг обычный контакт с залом. (Что‑то в этом было напоминающее миф об Антее.) Таким Алексеева никто еще не видел. Он выглядел опустошенным, оцепеневшим в непривычности ситуации. И зал не знал, как помочь ему, как отреагировать на подобную неудачу человека, приучившего всех к своим победам. Алексеев покинул помост (и телеэкран) при полном молчании собравшихся в зале, где состязались штангисты. А на пьедестал почета взошел Султан Рахманов. …Прошло более полугода, когда Василий Алексеев появился вновь на телеэкране в новом качестве. Шел международный турнир. Алексеев сидел за столиком жюри. Операторы почему‑то показали его в профиль: осунувшегося, словно одухотворенного печалью, не потерявшего значительности. Наверное, телеэкранная жизнь наших чемпионов – область совершенно особая и, в общем, совершенно не обязательно подвластная спортивному календарю и вообще пребыванию в большом спорте. Сюжет ее, по‑видимому, дольше и претендует вполне заслуженно на многосерийность. …На следующий день после финального заплыва женщин на дистанцию 200 метров брассом мне случилось беседовать с одним известным литератором – автором детективных романов. Человек, в общем, далекий от спорта, не знающий всей предыстории соперничества Богдановой, Качюшите и Варгановой, смотревший только по телевидению решающий олимпийский заплыв, он сказал: «…мне показалось вчера, что мы присутствуем при настоящей драме». Писатель, привыкший строить сюжет на очевидности разворачивающейся на глазах интриги, он мог и не заметить, что у финиша Варгановой достаточно было просто вытянуть руки, а она лихо прихлопнула ладонями стенку бассейна, пропустив момент последнего касания этой стенки кончиками пальцев Качюшите, дотянувшейся в предельности усилия до победы. Но он увидел только взгляд Светланы Варгановой при вручении ей серебряной медали. Не слезы (их не было), а только взгляд. Глаза, совершенно круглые в отрешенности, видящие сейчас то, что так и не случилось и уже никогда не случится с нею из‑за краткости сроков, отведенных на олимпийские притязания. Не отчаяние даже, а непомерность не смиренного подобной, как виделось ей, нелепостью честолюбия. Мы видели на телеэкране и слезу, которую усталым движением стерла с усталого лица Лина Качюшите. — 160 —
|