- Да какое же оно болотище?! Всего-то маленький мшарничек. Вижу, один неразумный малый опрометью по нему пробежал да щегольские сапоги свои грязью заляпал. - насмешливо пробурчал Великан. А у Думписа на душе вмиг полегчало. Еще бы! Сам Великан славный, знаменитый журит его добродушно, как младшего брата, и вовсе не гонит прочь. - Придется мне, пожалуй, целый год болото месить, пока отсюда выберусь, -боязливо проговорил Думпис. - Оно тогда и лучше, что не болотище это, а как ты сказал, маленький мшарничек. - Человек достойный всюду себе достойную работу сыщет. - сказал Великан. - Ты попробуй выкопать из болота кольцо. А не сумеешь, так хоть постереги его. пока не найдется человек с умом ясным, руками могучими. Такой, которому под силу из болотной хляби кольцо достать. Да только смотри - пьянчужек не подпускай. Со стыда Думпис опустил голову, но все же собрался с духом и посмотрел Великану в глаза. Похоже. Великан не знал, с кем говорил. Как хорошо! - Мне в дорогу пора, - сказал Великан. - Хочу сегодня вечером побеседовать с жаворонками, что живут вблизи Даугавы. Заколыхалось болото - Великан стал подниматься. По рукаву Думписа ресницами пошоркал. И вот уже вдали над болотом будто зеленый с рыжими пятнами холм замаячил. Это Великан показывался в зеленом своем плаще. Долго, до самых сумерек радостно шумел лес, откликаясь на шаги Великана. А болотные осинки, покачиваясь от его теплого дыхания, лишь чуть слышно шелестели. Но чем дальше уходил Великан, тем ближе опять подбиралась к болоту тоска. А Думпис-то решил. что она вовсе сгинула. Снова и снова пытался Думпис выбраться из болота, но оно не выпускало его на волю. 11ервая ночь выдалась скупая - ни единой звезды не зажгла. Во тьме смутно виднелись лишь чахлые сосенки. 11орою они махали ветвями на студеном ветру, точно призрачные ночные бабочки крыльями. Думписа мучила жажда. Раз, другой припадал он к болотной луже, но, почуяв запах гнили, пить эту воду не смог. Наконец он улегся, положил голову на кочку, но вдруг... превратился в болотную птицу. Тоска, точно тяжелые капли дождя, пригибала крылья птицы. И вместе с тоской прихлынули воспоминания. Думпис цеплялся за них, не отпускал. Он так боялся, что в образе птицы навсегда позабудет то время, когда был человеком. Хорошее вспоминалось куда чаще, чем плохое. Плохое было горьким, как незрелые ягоды рябины. А хорошие воспоминания бодрили, как вино из плодов дикой яблони. Было бы кому слушать -Думпис рассказывал бы лишь о том, что вспоминалось так радостно. О тех днях, когда он не был еще пьяницей, с которым даже птицы на Голой поляне разговаривать не хотели, кого лесной голубь гнал прочь, от кого сосенки болотные отворачивались, завидев издали... — 7 —
|