|
На родине Карлфельдт котировался достаточно высоко, но за пределами Швеции был малоизвестен. Его стихи трудны для перевода – в основном, из-за большого количества шведской разговорной идиоматики и архаизмов, передающих речь шведских крестьян. В 1916 году Карлфельдт женился на Герде Хольмберг, у них было двое детей. Карлфельдт скоропостижно умер в 1931 году, а спустя шесть месяцев после его смерти Шведская академия проголосовала за присуждение ему Нобелевской премии по литературе. Формулировка была краткой: «за поэтическое творчество…». Аверс памятной медали Э.Карлфельдта Особенно активно ратовал за присуждение премии Н.Седерблюм, член Шведской академии и архиепископ Упсалы. Решение академии вызвало широкое недовольство в Скандинавии да и во всем мире, в связи с чем пришлось напомнить, что, согласно правилам присуждения Нобелевской премии, посмертное награждение возможно в том случае, если кандидатура впервые выдвигалась еще до смерти лауреата. В результате семье Карлфельдта была передана Нобелевская премия. «В эпоху, когда вещи ручной работы – большая редкость, – сказал в своей речи член Шведской академии А. Эстерлинг, – в мастерски отточенном языке карлфельдтовских стихов есть какая-то особая, если угодно, высоконравственная значимость. Особенно подкупает то, что поэт, черпавший свое вдохновение, главным образом, из исчезающего прошлого, в средствах выражения глубоко нетрадиционен, что он смелый новатор, тогда как модернисты нередко довольствуются лишь преходящей языковой модой». Американский литературовед А. Густафсон определил вклад Карлфельдта в литературу следующим образом: «Карлфельдт – один из величайших шведских поэтов. Его стихи отличаются продуманностью и изысканностью, солидным и в то же время исключительно образным мастерством… Поэтический стиль Карлфельдта во многом традиционен, но это традиционность особенная». Один из переводчиков его стихов писал: «Как никакой другой шведский поэт, Карлфельдт близок к земле и народу…». Я из земли, тяжел, холодноват, повадкой я старик, годами – млад. В моей душе осенний дуб стоит, листва его прощально шелестит. Я из воды, и влажен, и студен, медлительность моя – застылый стон. Зато и радость средь зимы сильна, коль полон стол дичины и вина. Из воздуха я, легок и прогрет, вокруг меня всегда весенний свет. Какой зеленый, свежий, длинный год под ветрами из сырости растет. Я из огня, горяч и иссушен, Недвижным, летним солнцем обожжен, и я дивлюсь, как не сожгло оно Меня и все стихии заодно. — 4 —
|