|
В 1634 году жители этой деревни впервые исполнили обет: в благодарность за избавление от чумы весь день играть спектакль, посвященный Страстям. Действо повторялось затем каждое десятилетие. А со мной что-то случилось, когда я впервые увидел в виде драмы сюжет, знакомый мне в виде текста. Появились новые вопросы. Почему толпа радовалась Иисусу утром Вербного воскресенья, а в Страстную пятницу она же стала требовать его распятия? Чего-то, думал я, здесь недостает. Между радостью и осуждением не хватает связующего элемента. В 1960 году я видел ту же пьесу, которую Адольф Гитлер смотрел в 1930 и (юбилейном) 1934 году: перед тем и после того, как стал рейхсканцлером Германии. Вот его отзыв: «Еврейская угроза никогда не была изображена так убедительно, как здесь, в описании случившегося во времена римлян. В Понтии Пилате виден римлянин, который в расовом и интеллектуальном смысле настолько велик, что представляет собой твердую и чистую скалу среди грязи и болота еврейства». Мой глубокий интерес к истории жизни Иисуса возник именно в тот день в Обергаммергау. Однако в данном случае занятия историей переплелись с богословием, и я никогда не мог реконструировать исторического Иисуса с тем же беспристрастием, с каким взялся бы, скажем, за Александра Македонского. Между тем лишь добротное, честное и точное историческое исследование может спасти христианскую веру от богословского антииудаизма, который поныне подпитывает расовый антисемитизм. Вот почему после возвращения в Чикаго в 1961 году я вместе с рабби Шаалманом поучаствовал в воскресной утренней телепередаче под названием (если память не изменяет) «Богоубийство или геноцид?» А моя первая научная статья называлась «Антисемитизм и Евангелия».[2] Начиная с книги «Притчи: вызов исторического Иисуса» (1973) и в ходе последующих двадцати лет преподавания в Университете Де Поля (Чикаго) этот подзаголовок оставался в центре моих научных исследований и профессиональной жизни. Я делал упор на историю, а не на богословие, а вопросы личной веры выносил за скобки как неуместные в научном дискурсе. Однако сам всегда понимал, что эти вопросы существуют. И все начало меняться в 1991 году. В тот год я опубликовал большое исследование по Иисусу, которое понемножку готовил два десятка лет. Называлось оно «Исторический Иисус: жизнь средиземноморского еврейского крестьянина». Я хотел увлечь коллег новым подходом к источникам и методологии. Этого не случилось, а случилось нечто иное и, в итоге, более важное. 23 декабря 1991 года газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала рождественскую передовицу Питера Стейнфелса под названием «Взглянуть за пределы веры на исторического Иисуса». Она была посвящена двум книгам об историческом Иисусе, которые увидели свет той осенью: моей и Джона Мейера («Маргинальный иудей»). Стейнфелс отмечал, что обе написаны католиками, некогда учившимися в Папском библейском институте в Риме, но Мейер так и остался священником, а я нет. Его статью перепечатали многие газеты и в США, и за рубежом. — 3 —
|