Шафранная Мантия

Довольно! Монастырь напоминает большой город, населенный ис­ключительно мужчинами. Рабочие, составляющие низший класс мона­хов, не проявляют интереса к религиозным аспектам жизни, уделяя им поверхностное внимание. Некоторые монахи заходят в храм только для того, чтобы вымыть в нем пол.

В большом монастыре должны быть места для молитв, школы, лазарет, а также склады, кухни, гостиница, тюрьма — одним словом, все то, что есть в любом «мирском» городе. Главным отличием монастыря является то, что все в нем делается мужчинами и для мужчин и что каждый монах руководствуется в своей деятельности так называемыми религиозными предписаниями. В каждом монастыре есть и усердные труженики и бездельники-трутни. В больших монастырях, как и в круп­ных городах, имеется множество зданий и парков, которые иногда зани­мают немалую площадь. Можно сказать, что за высокими стенами та­ких монастырей живет своей жизнью целое общество.

Другие монастыри малы и в них насчитывается не более сотни монахов, живущих в одном здании. В удаленных местностях можно встретить монастырь, в котором обитает не больше десяти монахов. Таким образом, число живущих в монастыре может изменяться в широких пределах: от десяти до десяти тысяч. Монахи могут быть долговя­зыми и коротышками, толстыми и худыми, хорошими и плохими, вя­лыми и энергичными. Кроме того, монастырская дисциплина иногда походит на военную — это зависит от конкретного настоятеля. Он может быть добрым, рассудительным человеком, а может быть и ти­раном.

Я зевнул и вышел в коридор. Мое внимание привлек шелест, доно­сившийся из ниши. В тот же момент я увидел черный хвост, показав­шийся между кожаными мешками с зерном. Это был кот, «охранявший зерно» и ловивший по ходу дела себе на ужин мышей. Через некоторое время я увидел его сидящим на мешке. С довольным видом он вытирал лапой усы и, казалось, улыбался от удовольствия.

Запели фанфары. Их звук раскатывался по гулким коридорам и эхом возвращался обратно. Под звуки множества шаркающих сандалий и шлепающих босых ног я направился во внутренний храм.

В этом помещении царили сумерки раннего вечера. Пурпурные тени метались по полу, освещая эбонитовые колонны. Окна были окаймлены золотом, и создавалось впечатление, что заходящее солнце своими лучами, словно длинными пальцами, пытается в последний раз приласкать нашу обитель. Клубящиеся облака фимиама распространя­лись повсюду, и когда солнечный луч, словно копьем, пронизывал их, казалось, что в один миг оживали мириады разноцветных пылинок.