Фрейд

Впрочем, в детстве Фрейда окружали не только евреи, и это вносило в картину жизни дополнительные сложности. Няня, которая заботилась о нем до двух с половиной лет, оказалась набожной католичкой. Мать Фрейда вспоминала, что это была пожилая, очень некрасивая, но умная женщина. Она без конца рассказывала своему подопечному благочестивые истории и таскала с собой в церковь. «Потом, – напоминала впоследствии Фрейду мать, – ты приходил домой и начинал проповедовать о деяниях Господа Всемогущего». Религией влияние няни не ограничивалось, хотя, насколько далеко она зашла, остается неясным: Фрейд намекал, что эта женщина была его первой учительницей в вопросах пола. С не по годам развитым маленьким мальчиком нянька была строга и требовательна, но, по словам Фрейда, это нисколько не уменьшало его любовь к ней.

Вскоре эта любовь закончилась, причем самым нелицеприятным образом: сразу после того, как на свет появилась сестра Фрейда Анна, его сводный брат Филипп обвинил няню в воровстве, и дело дошло до тюрьмы. Сигизмунд очень скучал по ней. Исчезновение няни, совпавшее с отсутствием матери, стало причиной туманных и неприятных воспоминаний, которые Фрейд сумел прояснить и объяснить лишь много лет спустя. Он вспоминал, что все время плакал и искал мать. Тогда Филипп открыл сундук – Kasten, как называли его в Австрии, – и показал, что его мать не заперли там. Это не утешило Сигизмунда. Он не успокоился, пока мать не появилась на пороге, красивая и стройная. Но почему Филипп показывал Сигизмунду пустой сундук, чтобы ребенок не плакал по матери? В 1897 году, в период интенсивного самоанализа, Фрейд нашел ответ на этот вопрос: когда он спросил своего сводного брата, куда подевалась няня, тот шутливо ответил, что ее eingekastelt – буквально «заперли в ящик», то есть упрятали в тюрьму. Совершенно очевидно, Фрейд боялся, что его мать тоже eingekastelt. Детское соперничество со старшим братом, который предположительно был виноват в том, что мать перестала быть стройной, такое же детское сексуальное любопытство насчет детей, появляющихся из женского тела, и печаль из-за разлуки с няней – все это волновало мальчика, слишком маленького, чтобы разобраться в запутанных связях, но уже достаточно большого, чтобы страдать. Та няня-католичка, старая и некрасивая, много значила для Фрейда, почти столько же, сколько молодая миловидная мать. Подобно тем личностям, которые будили его фантазию по прошествии многих лет – Леонардо, Моисей, не говоря уж о Эдипе, – маленький Фрейд был окружен любовью и заботой двух матерей.