Отель Раффлз

— Я хотела бы просить вас о фотосессии.

А, вот я и сказала это. У него скучающий вид. Интересно, он всегда такой? Действительно ли мой мир выбрал именно его? В любом случае он ничего об этом не знает. Мой вопрос его смутил. Но я ничего не знаю, на самом деле я не знаю, смутился он или нет.

Возможно, он намерен проверить, кто я.

Проверяет.

Ты меня проверяешь?

Ну и что мне делать? Может быть, следует рассказать ему все… все о мире, что таится у меня в голове… сказать ему, что он избран?

— Так вы действительно хотите фотографировать меня? О, опять! Какой у него скучающий вид! Вероятно, это его нормальное состояние. У него всегда такой вид… да ладно, бросьте! Хватит этих пошлых штучек. Прошли времена, когда мужчина мог напускать на себя разочарованный вид и пользоваться этим, все это закончилось, когда на улицы Лондона вышел Джек Потрошитель. Если хотите знать, так это именно он, Джек Потрошитель, все изменил, да-да, Джек Потрошитель.

Но разве я называла ему свое имя? Кажется, называла… да, определенно называла, когда звонила ему.

— Так это вы звонили мне вчера?

Не говори ничего, что доступно чувствам, ну же!

Ох, рассмешил! Нет, мне действительно смешно. Это напомнило мне фотографию из журнала «Best-select», которую отметил мой сказочный мир. Там был изображен русский тюремный надзиратель, который, смеясь, ломал пальцы заключенного. Под фотографией имелся комментарий японского писателя, у которого лицо все обвисло, как козье вымя: «Это смех палача, который и означает настоящую пытку».

Я едва успокоилась.

— Значит, после этого вы сразу же сели на самолет?

Именно. Точнее не скажешь. Теперь припоминаю: я звонила из салона первого класса «Сакура» в Нарита, проверить, на месте ли ты.

— Видите ли, проблема в том, что я не взял с собою фотоаппарата.

Что? Что он там говорит? Я не расслышала, что там с твоим фотоаппаратом? Я уверена, что ты единственный, кто мог бы меня сфотографировать, но почему? Ты должен знать об этом лучше, чем кто-либо другой.

— Вы по делам прилетели в Нью-Йорк?

Ах, не стоит так уж стараться, я прекрасно вижу, что ты хочешь прикинуться простачком, но, если ты начнешь переигрывать, я знаю одну проницательную девушку, которая живо поднимет тебя на смех.

— Я прилетела только из-за этого…

Я бы приговорила тебя к смертной казни.

— Я не совсем понимаю.

Да, было бы неплохо убить тебя.

— Но я вас не знаю.

Но нельзя же быть знакомыми вечно.

— Но я здесь.

Да, сейчас ты начнешь разглядывать меня, ну посмотри еще, я близорука, так что мне можно смотреть прямо в глаза, и это не будет меня особенно смущать.