— Значит, — говорю, — я истинный христианин. Ибо Христос учил нас любить врагов своих… Эти разговоры продолжаются двадцать лет. Без малого двадцать лет… В Америку я приехал с мечтой о разводе. Единственной причиной развода была крайняя степень невозмутимости моей жены. Ее спокойствие не имело границ. Поразительно, как это могут уживаться в человеке — спокойствие и антипатия… Познакомились мы в шестьдесят третьем году. Это случилось так. У меня была комната с отдельным входом. Окна выходили на помойку. Чуть ли не каждый вечер у меня собирались друзья. Однажды я проснулся среди ночи. Увидел грязную посуду на столе и опрокинутое кресло. С тоской подумал о вчерашнем. Помню, трижды бегали за водкой. Кто-то высказался следующим образом: «Пошли в Елисеевский! Туда — метров триста и обратно — примерно столько же…» Я стал думать о завтраке в неубранной комнате. Вдруг чувствую — я не один. На диване между холодильником и радиолой кто-то спит. Слышатся шорохи и вздохи. Я спросил: — Вы кто? — Допустим, Лена, — ответил неожиданно спокойный женский голос. Я задумался. Имя Лена встречается не так уж часто. Среди наших знакомых преобладали Тамары и Ларисы. Я спросил: — Каков ваш статус, Лена? Проще говоря, каков ваш социум эр актум? Наступила пауза. Затем спокойный женский голос произнес: — Меня забыл Гуревич… Гуревич был моим знакомым по книжному рынку. Года два спустя его посадили. — Как это забыл? — Гуревич напился и вызвал такси… Я стал что-то припоминать. — На вас было коричневое платье? — В общем, да. Зеленое. Его порвал Гуревич. А спала я в чьей-то гимнастерке. — Это моя армейская гимнастерка. Так сказать — реликвия. Будете уходить — снимите. — Здесь какой-то орден… — Это, — говорю, — спортивный значок. — Такой колючий… Спать не дал мне… — Его, — говорю, — можно понять… Наконец-то я вспомнил эту женщину. Худая, бледная, с монгольскими глазами. К этому времени рассвело. — Отвернитесь, — попросила Лена. Я накрыл физиономию газетой. Тотчас же изменилась акустика. Барышня проследовала к двери. Судя по звуку — надев мои вельветовые шлепанцы. Я выбрался из-под одеяла. День начинался странным и таинственным образом. Затем неловкая толчея в передней. Полотенце вокруг моих не очень тонких бедер. Военная гимнастерка, не достигающая ее колен… Мы не без труда разминулись. Я направился в душ. После душа в моей жизни наступает относительная ясность. Выхожу через три минуты — кофе на столе, печенье, джем. Почему-то заливная рыба… — 163 —
|