Сколько будет 2+2?

Итак, внимательный анализ показывает, что многое из того, в чем замыкается обыденное сознание человека, не обремененного специальными навыками интеллектуальной работы, выглядит совсем по‑другому в мире научных идей. Предельная конкретность выводов оказывается атрибутом вовсе не единичных осязаемых вещей, а некоторого расплывчатого их круга, высшая точность результатов в конечном счете обеспечивается отнюдь не скрупулезным измерением поддающегося непосредственному измерению предмета, а только некими общими утверждениями о таинственных материях, которые недоступны ни измерению, ни даже прямому наблюдению.

Между тем все эти рассуждения об общем и единичном, об абстрактном и конкретном, о приблизительности и точности – тоже философия. И если мы возьмемся экстраполировать все эти построения до естественного логического предела – а предел их обобщения теряется там, где мы начинаем рассуждать о мире в целом, то есть именно в философии, – то получим еще одну парадоксальную, но все же так и не оспоренную никем из «великих» великую истину науки: нет ничего более конкретного, точного и доказательного, чем строгое философское построение. (Кстати, заметим, что это только сейчас существует деление ученых степеней по разделам современных наук, еще совсем недавно его не было – достигший высшего признания естествоиспытатель получал степень «доктора философии».

Но все же будем корректны и здесь. Да, вошедшие в аксиоматическое ядро философских идей истины действительно служат самым надежным залогом конкретности, точности и доказательности по существу всех научных истин. Но вовсе это не значит, что сама философия способна заменить собою все существующие сегодня науки. Философская мысль – это ведь тоже живое непрерывно развивающееся образование, в основе же ее движения лежит не только собственная внутренняя логика, но и фундаментальные научные открытия, поэтому вне постоянного взаимодействия с науками о природе, обществе и человеке она просто немыслима. Замыкающаяся в самой себе философия вырождается в простую схоластику. Кроме того, нужно иметь в виду, что и к ней полностью применим тот вывод, который уже был сделан нами ранее. Мы имеем в виду вывод о том, что ни одна максима сознания не может быть усвоена сама по себе, вне единого общекультурного контекста или, как минимум, вне связи с ключевыми достижениями общечеловеческой культуры. Впрочем, в философии эта связь, как кажется, достигает степени абсолюта.

Точно так же, как и никакая частнонаучная дисциплина решительно немыслима вне постоянного тесного взаимодействия с ней. Все это мы уже могли видеть уже по ходу наших рассуждений.