|
И если вы вспомните, что говорил о возможности осуществлять наблюдение в лечебнице Пинель, то обнаружите, что это наблюдение, предоставляющее психиатрическому дискурсу его объективность и истину, возможно не иначе как посредством относительно сложного тактического распределения, — я говорю «относительно сложного», поскольку сказанное о нем только что еще довольно-таки схематично. Но если эта тактическая расстановка действительно существует, если нужно принимать 19 все эти предосторожности, чтобы в конце концов добиться всего-навсего наблюдения, значит, по всей вероятности, в этом регламентном поле лечебницы имеет место некая угроза, некая сила. Если власть действует путем таких ухищрений, если, точнее говоря, нормируемая регламентом вселенная так одержима передатчиками власти, которые эту власть подменяют и искажают, то, выходит, в самой сердцевине этого пространства есть некая другая, угрожающая власть, которую нужно покорить или подавить. Иначе говоря, описанная тактическая диспозиция возникает потому, что проблема, еще не будучи проблемой знания, проблемой истины болезни и ее лечения — а точнее, как раз чтобы стать таковой, должна перед этим стать проблемой победы. Поле боя — вот что на деле организуется в этой лечебнице. А покорить нужно, разумеется, безумца. Я только что приводил вам странноватое определение, данное безумцу Фодере, который называет этим именем того, кто считает себя «выше всех остальных».10 Между тем именно таким безумец возникает в психиатрических дискурсе и практике начала XIX века, и именно с этим его возникновением связан тот ключевой поворот, тот сдвиг, о котором я уже говорил, а именно отказ от критерия заблуждения в определении, установлении безумия. Приблизительно до конца XVIII века —и это подтверждается всем вплоть до полицейских рапортов, сопроводительных писем, допросов и т. п., которые могли [относиться]* к пациентам таких лечебниц, как Бисетр или Шарантон, — сказать, что некто безумен, установить его безумие, означало сказать, что он заблуждается, в чем, до какой степени, каким образом, насколько он заблуждается; безумие характеризовалось, в сущности системой убежденности И вдруг в начале XIX века возникает совершенно другой критерий определения и установления безумия—я бы назвал его «воля» но нет это неточно; то что характеризует без VM.ua то на. основании чего устанавливают безумие безумца с начала XIX века -это скажем так восстание силы в том смысле, что в безумце выходит из-под контроля нргсая сигтя ахла нрпгнсопняя и быть может неукротимая ко-торая принимает четыре основных обличья в зависимости от — 10 —
|