|
Иллюзия автономности духовного производства проникает в самую сердцевину социального мышления и деформирует его содержание, порождая представление о вечности и неизменности своего предмета (общества, человека, космоса) и возможности иметь абсолютную истину об этом предмете. Энциклопедическое выражение эта тенденция получила в философии Гегеля. Поэтому основоположники марксизма, говоря о «немецкой идеологии», имели в виду прежде всего Гегеля и его эпигонов. С тех пор, разумеется, изменились формы проявления идеологической иллюзии, но ее глубинная структура осталась во многом прежней. В предлагаемой работе и пойдет речь об одной такой форме идеологической иллюзии, и не в отвлеченной ее сущности, а в совершенно определенном индивидуальном преломлении в философской, литературной, публицистической и политической деятельности Жана-Поля Сартра. Кто действительно заслуживает названия «идеолог» в точном смысле этого слова, так именно Сартр, который никогда не был только абстрактным философом, кабинетным теоретиком, академическим светилом буржуазной философии XX столетия вроде Бергсона или Гуссерля. Сартр всегда был и остается адвокатом и агитатором, у которого абстрактнейший философский анализ — лишь одно из средств пропаганды излюбленной идеи, заветного воззрения, воплощающегося то в драму, то в роман, то в литературоведческое эссе или в статью на злободневную политическую тему. Каждый мыслитель и художник — сын своего времени. Эту истину сделал достоянием философии Гегель, в литературной критике ее блестяще применил Белинский, а теоретически адекватную интерпретацию ее дал Маркс, сформулировав закон об определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию. И творчество Сартра — не исключение из общего правила. В его книгах отразился век, и в духовной истории последних трех десятилетий его философские трактаты, романы и пьесы заняли важное место. Шумный успех и шумная хула сопровождали и сопровождают его на всем протяжении литературной деятельности. Общество не осталось равнодушным к Сартру, тем более что сам писатель чрезвычайно озабочен тем, чтоб постоянно «быть с веком наравне», чтоб — боже упаси! — не выглядеть «стариканом-ретроградом», чуждым новейшим веяниям и настроениям. Желание быть «ультрасовременным» сыграло, по-видимому, не последнюю роль в тесных контактах Сартра с промаоистскими кругами молодежного движения на Западе, хотя, конечно, этот его «курбет» имеет и более глубокие корни в самом характере его мировоззрения. Что же это за мировоззрение или, вернее сказать, каков лейтмотив этого мировоззрения, ибо на первый вопрос можно дать ответ лишь в конце нашей книги, а не в предисловии? Этот лейтмотив — «картезианская свобода», если воспользоваться заголовком одной из статей Сартра. Постараемся выяснить сначала, каков непосредственный смысл этого понятия, а затем попробуем проникнуть в его реальное содержание и соотнести с социально-историческими предпосылками. — 5 —
|