Волюнтаристические теоретические установки Сартра, особенно заметно проявившиеся в «Критике диалектического разума», привели его на практике к поддержке авантюризма и даже к обоснованию раскола революционного движения, ибо он предлагает создавать «контрорганизацию класса», причем «контр» относится к существующим коммунистическим партиям. И здесь его позиция смыкается с той раскольнической политикой, которую уже на протяжении полутора десятилетий ведут маоисты. На страницах «Тан модерн» регулярно появляются статьи, в которых «наводятся мосты» от «европейской левой» к «марксизму Мао». Авторы их, в основном члены той же самой группы «Манифесте», силятся создать у читателей впечатление, что «маоистский марксизм» в гораздо большей степени подходит к условиям развитых капиталистических стран, чем подлинный марксизм-ленинизм. Так, Э. Мази хвалит Мао Цзедуна и его приспешников за то, что они «устанавливают аналогию» между западным капитализмом и «советской системой»[122]. Россана Россанда превозносит «культурную революцию» в Китае как «один из необходимых способов обновления не только самой партии, но также революционной стратегии на Западе»[123]. Особенно ее радует, что Мао «поставил с головы на ноги» диалектику партии и масс, авангарда и класса. В рассуждениях такого сорта прежде всего удивляет нарочитая (или действительная) политическая наивность: в основу «теоретического анализа» положены демагогические лозунги мозгового треста Мао, а не реальное содержание и объективные последствия так называемой «культурной революции». Сущность акции Мао отнюдь не в борьбе с «бюрократизмом аппарата», а в попытке престарелого деспота вернуть себе утраченный было контроль над партией и государством. Очередное кровопускание понадобилось Мао потому, что он позорно оскандалился как руководитель правящей партии, ибо его пресловутые установки на «большой скачок» и т. д. дезорганизовали жизнь страны, и он в значительной мере потерял авторитет в партии. Поэтому ему и понадобилось ее разгромить. А что касается бюрократизма и прочего, то «культурная революция» привела, как известно, к небывалому усилению военной власти в стране и военизации «революционизированной» партии. (Затем Мао, верный своей традиционной тактике, попытался повалить корабль на другой борт и развернул кампанию против отдельных военных руководителей, но эта тактика не вносит никаких структурных изменений, а приводит лишь к перетасовке правящей верхушки.) А «спонтанность масс» в условиях маоистского Китая остается чистейшей фикцией. Напротив, маоизм довел до небывалых размеров практику циничного манипулирования массами посредством пропагандистского оболванивания и устрашения. Вот живет впроголодь народ в Китае действительно «спонтанно», однако «великому кормчему» до этого нет никакого дела, он мыслит миллиардами, а судьбы десятков миллионов его не волнуют. Не волнуют судьбы этих людей и таких «теоретиков», как Россана Россанда, которая в порыве пылкого теоретизирования пишет буквально следующее: «Грубо говоря, в слаборазвитом Китае социальный конфликт находится на том же самом уровне, что и в передовых капиталистических странах; противоречия, которые характеризуют оба эти типа общества, не могут быть преодолены иначе, как ускорением социального процесса по направлению к коммунизму»[124]. Интересно, что бы она сказала после того, как ее отправили бы «на перевоспитание», как это практикуется маоистами? — 129 —
|