Наука и лженаука

Страсти по науке

Борьба вокруг реформы науки в России не утихает. Как и в случае с реформой армии, корпорация, против которой направлена реформа, в данном случае научная академическая верхушка, грудью встала на защиту своих интересов, представляя их, естественно, как интересы самой науки, общества и страны. Корпорации высших армейских чинов, судя по всему, удалось провалить реформу армии, используя для этого компромат, истинный или ложный, против военного министра. Против министра науки и образования Ливанова такого компромата пока не нашли и это вынуждает научную корпорацию вести борьбу на поле реформы, как таковой, доказывая ее ненужность или, как вариант, нужность, но не такой. Перипетии этой борьбы иллюстрирует недавно появившаяся в интернете статья академика, философа А. Гусейнова «Наука не терпит диктата».
По Гусейнову в Союзе с наукой было все в порядке, а плохо стало только благодаря постсоветским реформам и нынешняя направлена на то, чтобы доломать, что еще не доломано. Представление о том, что в Союзе с наукой было все хорошо, он подкрепляет цитатой из речи самого Ливанова. Не знаю, насколько точно цитата, вырванная из контекста, передает то, что хотел сказать министр, но в Союзе было хорошо с наукой только в сравнении с ее нынешним состоянием (что, возможно и имел в виду Ливанов). Хотя достижения советской науки в определенных областях никак нельзя отрицать, но эффективность ее в целом была в разы ниже, чем на Западе. Не затихший еще скандал вокруг липовых научных званий и диссертаций, по ходу которого высветилась информация о масштабах этого безобразия не только сегодня, но еще и в советское время, хорошо иллюстрирует это. Не стоит забывать также высказывания о советской науке таких ее корифеев, как Капица, который говорил об «аракчеевщине», царящей в ней. Или о невозможности пробиться и получить признание в Союзе важным научным открытиям до того, как они будут признаны на Западе. История с советскими генетиками и Трофимом Лысенко хорошо иллюстрирует и эту невозможность, и аракчеевщину. И таких историй можно привести еще множество.
Заметим еще, что говорить о достижениях советской науки, хотя бы относительных, можно только в сфере естественных и точных наук. Что касается гуманитарной сферы и особенно философии (которую как раз и представляет Гусейнов), то здесь жесткая идеологизация (шаг вправо, шаг влево от марксистских догм считается попыткой к побегу) приводила к полнейшему застою и средневековому маразму с заменой «святая церковь учит, что…» на «марксизм учит, что…».
Казалось бы, провозгласив, что в Союзе с наукой все было хорошо, Гусейнову остается только призвать к возврату к этому идеальному прошлому. Но это ему, равно как и другим господам философам из нынешней философской верхушки, не совсем удобно. Дело в том, что верхушка эта во главе с директором Института философии В. Степиным состоит преимущественно из философов, которые и при советской власти возглавляли философию. И, естественно, по долгу службы, хором пели марксистский «отче наш» и предавали анафеме каждого, кто пытался хоть на миллиметр отклониться от марксистской ортодоксии в ее последней трактовке, спущенной из идеологического отдела ЦК КПСС. Но мало того, после развала Союза они все, как один, дружно предали марксизм и стали молиться тем философским западным идолам, которых раньше предавали анафеме. И в силу суматохи и неразберихи, царившей после развала Союза, и их корпоративной сплоченности, это сошло им с рук. Никто им даже не попенял на эту их философскую гибкость необыкновенную. Но совершить еще один кульбит на 180 градусов и вернуться назад к ортодоксальному марксизму сегодня, когда народ уже не такой из-за угла мешком пришибленный, как в свое время, это уже чересчур неудобно и даже рискованно. К тому ж и выгоды от такого возврата им никакой и даже наоборот. Тогда у власти была КПСС, которая и бросала им за преданную службу подачки со своего стола. А кто ж теперь им станет платить за ортодоксальный марксизм, который к тому же за последние 20 лет они успели пооблаять (дабы не отстать от века)? Это не говоря о том, что теперь кое-какие крохи им перепадают в виде грантов и т.п. из тех или иных западных источников и, естественно, при реверсе назад в марксизм они этих крох лишатся.
Поэтому Гусейнов скороговоркой так, между прочим, проговаривается, что не все там в этом лучезарном советском научном прошлом было идеально, были и отдельные мелкие недостатки, как то «идеологически мотивированная изолированность прежних лет». Причем при общей деградации российской науки в последние 20 лет, как раз вот этот маленький недостаток успешно преодолен и не кем-нибудь, а именно господами философами. Т.е. они не колебались вместе с линией партии весь советский период, а когда эта партия потеряла власть, перекинулись в лагерь своих бывших идейных противников, а, оказывается, двинули дальше российскую философию, выведя ее на уровень современной мировой. (Той самой современной мировой, чти западной, которую они раньше крыли непотребными словами, отрицая за ней вообще право называться наукой).
Но может не надо быть таким ригористом и судить слишком строго господ философов за их гибкость необыкновенную? Ну, время было такое, сами знаете, (правда, если оно было такое, то зачем говорить, что тогда все было хорошо и призывать вернуться туда). И все были такие (тоже вранье: были диссиденты, которые боролись с советской властью, и еще больше было просто порядочных людей, которые не боролись, но хоть не писали того, что они не думают, в угоду власти и корысти для). Но допустим и простим. Но как тогда можно на одном дыхании писать и такое:
«…никто более самих ученых не может быть заинтересован в том, чтобы наука процветала. Самое большее и лучшее, что может сделать государство и общество – это создать более или менее приемлемые (и по материальным, и по престижным критериям) условия, чтобы люди, решившие посвятить себя науке, могли заниматься этим, не отвлекаясь на посторонние вещи….
Если бы меня спросили, за что государство должно платить деньги философам и какая от них польза обществу, я бы ответил: за то, что они занимаются философией, и от них нет никакой другой пользы, кроме того, что они занимаются философией. И единственная задача философов – хорошо делать свое дело. Парадокс, однако, в том, что никто, кроме самих философов, не может отличить хорошую философию от плохой».
Т.е. после того, как эти граждане, пусть даже «как все», тлили науку, предавали истину, кривили своей философской душой, угождая власти во имя своих бубновых интересов, общество должно прилично содержать их и заботится об их престиже, не смея потребовать никакого отчета от них за их деятельность. Потому что то, что они делают, «это так сложно, так сложно, вам все равно не понять». Ну, я понимаю, если физики и генетики говорят, что широкие массы не могут разбираться в тонкостях их предмета. Это действительно так. Но эти массы имеют возможность судить о полезности, бесполезности или даже вредности работы ученых физиков, генетиков и т.п. по практическим результатам применения их теорий. Получаем благодаря их теориям в изобилии дешевую энергию, пищу и т.п., значит, есть за что платить им и стоит заботиться об их престиже. Не получаем, значит, они пустышки и жулики и не положено им ни зарплаты, ни престижа. А если вместе с дешевой энергией и пищей мы получаем взрывы атомных электростанций, типа Чернобыля, порчу экологии и отравление организмов, значит, есть повод задуматься, как реорганизовать науку. Потому что вопреки заявлению Гусейнова, что «…никто более самих ученых не может быть заинтересован в том, чтобы наука процветала», нередко эти ученые больше заботятся о своей карьере, чем о благе общества. Или неправильно себе это благо представляют. Так что и в случае с физиками и гентиками общество, если оно в здравом уме, не может себе позволить вообще отказаться от контроля науки, поверив ученым на слово, что те сами лучше нас знают, в чем наше благо и беззаветно служат ему, ставя его превыше собственных интересов.
Но это, что касается физиков и генетиков. А что касается господ философов, тем более бывших советских, то о каких практических результатах их деятельности может идти речь? Мы должны им платить и обеспечивать их престиж за то, что они, кривя душой и корысти ради, обеспечивали идеологическую поддержку строя, который рухнул, после чего с легкостью необыкновенной перекинулись в лагерь своих бывших идейных противников? И такой ли уж непостижимый для всех бином Ньютона их загадочное философское творчество? Самой сложной областью нерелигиозной философии является теория познания, поскольку она опирается на результаты всех прочих наук. Но нельзя всерьез заниматься совремнной теорией познания, не разбираясь в современной физике, биологии и т.д., потому что, прежде всего, эти науки осуществляют современное научное познание. Так спрашивается, кто больше понимает, что из себя представляет научное познание: физики или профессиональные философы, в современной физике не разбирающиеся? В 20-м веке среди известных философов вообще, а тем более в области теории познания, эпистемологии, философии науки и прочих смежных, было больше таких, которые по совестительсту и философы и физики математики, имеющие известность и в той и в другой сферах, или которые начинали как физики математики, но, не составив себе там имени, перешли в философию, чем чистых философов. Тут и Фредж, и Пеано, и Рассел, и Гильберт, и Куайн, и Уайтхед и список можно продолжать еще и еще. И даже директор Института Философии Степин, если его можно зачислить в великие философы, по исходному образованию физик математик. Так так ли уж никто из непрофессиональных, не чистых философов не компетентен в их парафии? И имеет ли право Гусейнов пренебрежительно относится к словам лауреата нобелевской премии Ж. Алферова, который «под горячую руку высказался о философах не совсем лестным для нас образом»? Или обвинять в некопетентности министра Ливанова, когда тот предлагает отменить кандидатский экзамен по философии для физиков математиков? Да не подумает читатель, что я считаю, что физикам математикам вообще не нужна философия. Но если это такая теория познания, которая сегодня развивается и преподается в России (и не только в России), то лучше уж никакой.
«Доказав», что в Союзе с наукой было все в порядке, а в его родной парафии, философии и сейчас все в порядке и даже лучше чем было, Гусейнов начинает громить предлагаемую реформу. Вот, не надо трогать Академию Наук и не надо передавать науку в университеты, как это принято на Западе, даже гуманитарную. «Наука не терпит диктата». Пардон, но разве не западные университеты дают образец науки свободной от диктата? И разве система управления наукой через Академию Наук, дает гарантию от диктата? Это при советской Академии Наук не было диктата или его нет при нынешней российской? А «аракчеевщина» и невозможность пробиться новым важным теориям, пока они не будут признаны на Западе, это не свидетельства диктата? Диктат может осуществляться и министерством и Академией Наук. И даже передача науки в университеты не решает проблему диктата вполне. Вообще нельзя сводить проблему управления наукой только к тому, есть диктат или его нету. Диктат это одна крайность, но есть и другая – полная анархия.
С этой проблемой столкнулась в свое время Церковь. В первые столетия после смерти Иисуса Христа еще не было института папства и, соответственно, никакого диктата и каждый был волен трактовать учение Иисуса Христа как он хотел. И пошел вал таких диких толкований, что грозил похоронить само учение. Потом ударились в другую крайность и консолидировавшаяся католическая Церковь установила канон и право дальнейшего толкования его оставила только за высшими иерархами. Всем прочим даже рядовым священникам было запрещено толковать, а мирянам даже читать Библию и всех нарушающих это требование Церковь объявила еретиками и преследовала вплоть до сжигания на кострах. К какому мерзкому состоянию это привело средневековое общество, известно.
Затем наступила Реформация, мото которой было предоставление каждому права читать и толковать Библию в меру его понимания, т.е. освобождение от диктата высших иерархов церкви. И что же произошло там, где Реформация победила? Там опять началась такая вакханалия дикого толкования учения, что зачинатели Реформации Лютер и Кальвин к концу жизни вынуждены были ввести каждый собственный канон, а Кальвин даже сжигал на костре еретиков, отклоняющихся в толковании от уже его канона. А современная протестантская церковь разбита на тысячи конфессий, каждая со своим каноном, своим толкованием, от которого ее сторонникам запрещено отклоняться, а между этими конфессиями нет никакого общего языка.
Проводя сравнение между наукой, точнее между естественными науками и религией, мы видим, что в отличие от религии наука (естественная) не разбита на ярко выраженные конфессии. Есть, конечно, разные научные школы, придерживающиеся разных взглядов по конкретным вопросам, отстаивающие разные гипотезы, но между этими школами нет непреодолимых перегородок. Между ними происходит активный диалог и рано или поздно все мировое сообщество принимает ту или иную гипотезу как доказанную теорию. В науке (естественной) нет и глобального диктата. Может быть, конечно, диктат в той или иной стране либо со стороны тоталитарной власти страны, либо от тоталитарной форы организации самой науки в этой стране, как то и было в Союзе и имеет место сегодня в России. Но в масштабах мира диктата, осуществляемого некой всемирной научной организацией типа католической Церкви, не было и нет. И ученый естественник, который не может получить признания в своей стране, может получить его в мире. Почему так и что отличает в этом плане науку (естественную) от религии? Отличает наличие у науки единого для всех ученых метода обоснования научных теорий, установления их истинности. Это и обеспечивает диктат истины в естественных науках, избавляя их тем самым и от диктата власти (не совсем и не везде, но относительно, хотя бы) и от анархии и отсутствия общего языка. Как говорил Сахаров: «В науке не может быть иного авторитета, кроме авторитета истины». Ну, а для того, чтобы авторитет истины мог работать, необходим признаваемый всеми метод обоснования истины, научной теории. И то, что в сфере естественных наук диктат истины хоть как то работает, подтверждает, что в этой сфере работает (хоть как то) и единый метод обоснования научных теорий.
Ну а гуманитарные науки и особенно философия в этом плане ближе к религии, чем к естественным наукам. Современная философия разбита на множество школ, подобных религиозным конфессиям, между которыми нет никакого общего языка и способа договориться о том, кто из них прав. И происходит это потому, что в гуманитарных науках метод, выработанный естественными науками, неведом. Спрашивается, почему же он не распространяется и на эти науки? Конечно, есть объективная разница в предмете исследования естественных и гуманитарных наук: в определение понятий гуманитарных наук, в отличие от естественных, мы не можем ввести количественную меру. Не существует килограммов справедливости, метров любви и т.п. Но хотя количественной меры не существует, принципиальная соизмеримость существует и здесь. В уголовном кодексе, например, мы, пусть и неточно, но соизмеряем различные степени нарушения справедливости и даем за них разные ограничения свободы. Так что главная причина не в этом.
Главная причина в том, что упомянутый метод и в самих естественных науках не доведен до конца и не представлен эксплицитно. Он существует и работает лишь на уровне стереотипа естественно научного мышления и как образцы обоснования признанных всеми, ставших классическими теорий, типа механики Ньютона или электродинамики Максвелла. Но этого недостаточно даже для самих естественных наук, что приводит к тому, что и здесь, пусть и не в такой степени, происходит подмена диктата истины диктатом системы власти или системы управления наукой (корпорации научной верхушки), как то и было в Союзе и имеет место в сегодняшней России. Или к анархии и разливанному морю лженауки, претендующей на статус науки, при отсутствии объективных критериев научности. В современной России, кстати, имеет место одновременно и то и другое. В сфере официальной академической науки – диктат корпорации, а за ее пределами – разливанное море альтернативной науки, среди которой встречается настоящая наука, не могущая пробиться сквозь диктат окостеневшего бюрократического научного официоза и одновременно тонущая в этом самом разливанном море всякого псевдо научного бреда, которым переполнен интернет.
Ну а в философии (и прочей гуманитарной науке) ситуация еще хуже и хотя человечество (в связи с глобальным кризисом и ростом числа и сложности глобальных проблем) нуждается сегодня в философии как никогда прежде, современная философия не только не на высоте стоящих перед ней проблем, но превратилась в вариант салонной болтовни, никак не влияющей на процессы, текущие в мире. Ситуация усугубляется еще тем, что в западной философии сегодня доминируют школы (экзистенциализм, пост позитивизм и т.д.), релятивизирующие научное познание, в частности отрицающие наличие у науки единого метода обоснования ее теорий.
Из всего вышесказанного следует вывод, что российская наука, во-первых, нуждается в реформе. Во-вторых, направленность проводимой реформы на освобождение науки от диктата Академии Наук и перенос по крайней мере гуманитарной науки в университеты – шаг в правильном направлении. В третьих, и это главное, без завершения, эксплицитного представления и признания единого метода обоснования научных теорий и распространения его и на гуманитарную сферу, любая реформа науки может иметь в лучшем случае лишь частичный успех.
Я завершил единый метод обоснования, представил его эксплицитно, опроверг аргументы пост позитивистов и других релятивизаторов науки, показал возможность применения метода с соответствующей адаптацией в гуманитарной сфере и проиллюстрировал это многочисленными примерами. («Единый метод обоснования научных теорий», Алетейя, СПб, 2012 и статьи в философских журналах, сборниках и интернете, начиная с 2000-го года). Метод базируется на моей же теории познания, разработанной (законченной) в 1982 году и опубликованной 10 лет спустя («Неорационализм», Киев 1992). С единым методом обоснования я начал выступать и обращаться с ним к ведущим иерархам постсоветской философии (В. Степин, В. Лекторский, Е. Мамчур и др. в России, М. Попович и др. в Украине) с 1994-го года. Нельзя сказать, что они совсем не понимали того, что я делаю и важности предмета. Ведь помимо всего прочего я защищал рационализм от нападок релятивизаторов, пост позитивистов и прочих, чем сами они занимались в советское время по долгу службы, только не сильно преуспели в этом. У Мамчур в ее отделении ИФ я делал доклад по методу и получил хорошие, чтоб не сказать отличные отзывы. Лекторский поначалу собирался опубликовать в «Вопросах философии» цикл моих статей по методу, но обусловил это получением одобрения Степина, которое я сам должен был получить у того. Но, как я уже сказал, все они защищали рационализм при советской власти по долгу службы, поскольку Маркс подавал свое учение, как рационалистическое (каковым оно и было по намерениям, но по факту - не совсем), но после развала Союза все они в той или иной степени перешли в стан релятивизаторов науки. Степин в частности уже успел к тому времени, как я до него добрался, выстроить теорию классического, не классического и пост неклассического периодов в развитии науки, в которой отстаивал представление, что в каждом из этих периодов у науки свой метод обоснования (представление, противоречащее и классическому рационализму и марксовому пониманию его). А я утверждал единый метод обоснования, который не меняется в зависимости от периодов или еще чего. Мало того, в одной из статей, которые собирался поначалу опубликовать Лекторский («О принципиальной возможности аксиоматизации произвольной научной теории», http://philprob.narod.ru/philosophy/axiom.htm), я полемизировал со Степиным и опровергал его позицию в данном вопросе. (Степин в своих работах утверждал невозможность аксиоматизации произвольной теории). В результате, в конечном счете, вся философская корпорация заняла оборону против меня, защищая свой корпоративный интерес и интерес ее высших иерархов и предавая интерес философии и общества. Лекторский так и не опубликовал в «Вопросах философии» цикл моих статей по методу. Мамчур не опубликовала в своем сборнике моей статьи по методу, которую сама же мне и заказала. В Киеве мне отказали под надуманным предлогом в преподавании философии в Киево Могилянской Академии, где я читал свой курс современных теорий познания. Понадобилось почти 20 лет для опубликования книги по методу. И т.д. и т.д. Перипетии этой философской войны против меня я описал в ряде работ, например, в статье «Полемика с проф. В. А. Смирновым» (http://philprob.narod.ru/philosophy/Smirnov.htm).
История с моей борьбой за признание единого метода обоснования хорошо иллюстрирует ситуацию в науке вообще и в философии в особенности. То, что происходит в науке и в философии: не признание новых важных теорий, признание и применение ложных теорий, касается всего общества и каждого в нем живущего и еще как касается. Признали марксизм правильной научной теорией и независимо от того, правильная ли она в действительности или нет, получили революцию, истребление десятков миллионов людей и 70 лет жизни при советской власти (к лучшему или к худшему). Не признали бы – история пошла бы совсем другим путем. Но хотя касается это всех, но разбирается в этом мало кто. Т.е., как я сказал, в философии могут разобраться не только профессиональные философы. Но это труд и далеко не каждый захочет грузить себя этим. А если речь идет, например, об ученом естественнике, которому легче разобраться в философии, то ему не с руки выступать против философского истеблишмента, поскольку тем самым он выступит против научной корпорации в целом, и последняя очень даже даст ему это почувствовать. В результате признание или не признание новых важных теорий оказывается полностью в руках верхушки корпорации. А пока что, пока единый метод обоснования не признан и не действует, особенно в гуманитарной сфере, общество в оценке новых теорий ориентируется исключительно на мнение научных иерархов, авторитетов. В частности в отношении единого метода обоснования рядовой читатель рассуждает примерно так. Мало ли есть таких, которые претендуют на создание каких угодно теорий и методов, подавляющее большинство этих теорий – это просто бред собачий. Ну, если этот Воин имеет научное звание и получил какие-то отзывы, то, наверное, что-то сделал, но, может, сделал на копейку, а претендует на Бог весть что. Ведь против него маститые академики. Ну, пусть они при советской власти прогибались под нее, кто не без греха. Но, все же, не задаром получили звание академиков, а сейчас вот их признают уже и в мире. Вот ведь Гусейнов пишет:
«…на очередном Всемирном философском конгрессе, который состоится летом этого года в Афинах, Институт философии представит пленарный доклад, проведет более 10 секций, две приглашенные сессии и впервые – секцию русской философии».
А что Воин может противопоставить этому?
Я уже сказал, что единственным авторитетом в науке должна быть истина. И для того, чтобы этот авторитет работал необходимо признание всеми единого метода обоснования. Оставаясь при этом убеждении, но принимая во внимание, что пока что единый метод не имеет всеобщего признания, я попробую противопоставить «аргументам» моих философских противников (аргументам класса «а ты знаешь, кто у меня друзья и где меня признают?»), что-нибудь из того же класса.
Помимо Всемирного Философского Конгресса есть еще Всемирный Философский Форум, тоже под эгидой ЮНЕСКО и проводится в тех же Афинах. В 2010-м году на первом Форуме я не только принимал участие, но и был членом программного комитета Форума. И у меня у одного было на том Форуме 5 докладов, включая один пленарный. У самого Гусейнова там был один доклад, у Степина – один и, вообще, ни у кого кроме меня не было больше 3-х докладов. И на философские конгрессы я каждый год получаю персональные приглашения принять участие, но не могу не только поехать, но и послать доклад, потому что у меня нет денег не только на поездку, но и на оргвзнос, необходимый для регистрации. А денег нет потому, что война против меня давно уже вышла за чисто философские рамки и идет по всему фронту. В частности меня давно уже лишают любой возможности заработать на жизнь, лишают именно для того, чтобы я не мог продвигать мою философию, и я живу на минимальную пенсию только.
Так что даже по этой искаженной, не нормальной системе оценок я стою никак не ниже моих оппонентов – философских иерархов. Но, как я сказал, эта система искаженная. Причем в случае философии она настолько искаженная, что нельзя даже приблизительно оценить реальный вес и философскую значимость того или иного философа по его должности, званию и количеству его докладов на международных конгрессах и т.п. Тем более если речь идет о приглашении российских иерархов от философии на всемирный конгресс. Приглашают именно потому, что они иерархи и официально представляют нынешнюю философию России, страны со славным философским прошлым (которое они, кстати, и эксплуатируют, подавая себя на Западе, как наследников Бердяева и прочих, хотя при советской власти поносили их по долгу службы). Приглашение официальных представителей страны со славным философским прошлым способствует повышению престижности конгресса. Вот приглашение А. Воина, который никого, кроме себя не представляет, ничего не прибавляет престижности конгресса или форума и может означать только, что кто-то, пусть субъективно, но высоко ценит мою философию. Но, хотя эта оценка и в мою пользу, я подчеркиваю, что и она субъективна. А объективность оценок в области науки и философии в частности может обеспечить только применение единого метода обоснования.
Самое интересное, что сегодня в мире, а в России особенно, идет весьма интенсивный, я бы сказал, яростный поиск общего языка между представителями разных научных дисциплин. Сама современная действительность делает крайне насущной эту задачу, а бесконечное число междисциплинарных конференций, форумов и исследований об этом свидетельствует. И не требуется быть гигантом мысли, чтобы сообразить, что такой общий язык может дать только единый метод обоснования научных теорий. И мои философские противники не могут этого не понимать. Но признать, что этот метод разработали не они, а человек не из их корпорации, это для них хуже самоубийства. Поэтому делается все для того, чтобы как-нибудь оттереть меня от метода и представить его как коллективное творчество корифеев корпорации и одновременно размазать метод, исказить его таким образом, чтобы авторитет истины не заменил их авторитета званий и должностей.
Е. Мамчур, прежде чем отказать мне в публикации моей статьи по методу в ее сборнике, которую сама же мне заказала и успела уже нахвалить, предложила мне предварить статью вступлением, в котором я должен был написать, что метод является развитием идей моих предшественников и, прежде всего, Степина. И даже предложила сама написать это вступление. Это классический прием, применяемый в политике вех времен и народов и именуемый: «Если ты не можешь остановить или уничтожить некое движение, то надо его возглавить». Теперь, как видим, оно распространилось и на науку, в которой не работает единый метод обоснования. Если бы я согласился принять это предложение, то получилось бы, что, во-первых, метод разработал Степин со товарищи, а я лишь чего-то там добавил. А, во-вторых, сам метод размазывался бы и превращался в обычную для современной философии салонную болтовню. С одной стороны есть, вроде бы, единый для всей науки метод обоснования научных теорий, а с другой – как утверждает Степин, наука разбита на периоды, в каждом из которых свой метод обоснования. Аналогично, с одной стороны одно из требований единого метода это аксиоматическое построение теории, а с другой, согласно Степину, достаточно богатая научная теория принципиально не может быть выстроена аксиоматически. Естественно, я отказался принять это предложение, после чего Мамчур отказалась публиковать статью и помимо тотальной войны против меня, или как ее часть, начались попытки оттереть меня от метода уже другими средствами.
Поскольку приписать себе создание метода, представив меня лишь как его развивателя, чего-то там слегка добавившего, уже не получалось, то одновременно с зажимом меня пошли попытки соорудить от имени корпорации некий эрзац метода, под другим названием, но более менее с теми же функциями. Поскольку одна из важных функций метода это дать общий язык представителям разных научных дисциплин, включая гуманитариев, разных школ, парадигм и т.д., то именно в этом направлении идет наиболее интенсивное изготовление эрзацов.
Так, например, в прошлом году в Москве прошла всероссийская научная конференция «Гуманитарные и естественные науки: проблемы синтеза», организованная центром проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования при ООН РАН в содружестве со многими маститыми институтами РАН. Мото конференции был перенос методов естественных наук в гуманитарную сферу. Необходимость переноса обусловлена неэффективностью гуманитарных наук в сравнении с естественными, что признавалось и в программе конференции и в большинстве е докладов. Но разрыв между гуманитарными и естественными науками обусловлен именно применением единого метода обоснования в естественных науках (пусть и на уровне стереотипа мышления и образцов) и практически полным неведением его в гуманитарной сфере. Однако о едином методе, за исключением моего доклада, речь не шла (а мой доклад после всего так и не включили в сборник докладов). А речь шла исключительно о переносе математических методов из сферы естественных наук в гуманитарную. Но, во-первых, никакого открытия Америки в таком переносе тут не делалось, поскольку он идет и в моде уже лет 50 последних. Во- вторых, за эти 50 лет очень мало что изменилось в эффективности гуманитарных наук, поскольку без единого метода обоснования применение математических методов может приносить кой-какую пользу, а может приносить и весьма значительный вред, как великолепное средство камуфляжа научных эрзацов под настоящую науку. Что и происходит, чем дальше, тем больше, и что имело место и на самой конференции. Блестящий образец такой халтуры с применением математики был, например, в докладе Соколова Н. В. «Естественно-научные и математические аспекты философии и этиологии». В нем он давал «математическое доказательство» религиозной догмы, гласящей: «Бог один, но в трех лицах». Доказательство сводилось к тому, что Бог представлялся вектором в трехмерном пространстве, а «лица» - его проекциями на оси координат. И докладчик при этом еще уверял, что вектор равен каждой из своих проекций. Все остальное в этом докладе было в том же духе. Подобную ахинею тяжело найти даже в астрологии или любой другой псевдо науке. А тут она преподносится и принимается на ура. Руководитель Центра проблемного анализа С. С. Сулакшин тут же предложил Соколову сотрудничество с Центром на базе этого доклада. И это при том, что Сулакшин – доктор не философии, а физико-математических наук и большинство организаторов и участников той конференции – также представители естественных и точных наук. И при том, что одна из заявленных целей конференции – «избавиться от научной иммитации в гуманитаристике». А вот недавно услышал по радио, что Сулакшин совместно с другим организатором той конференции Якуниным В. И. продвигают идею российской государственности основанной на православии. Причем поскольку просто на православии уже было, то, надо полагать, что теперь - на православии с применением математических методов в духе Соколова. В этом контексте не знаешь, то ли огорчаться, что нынешняя философия никак не влияет на политику, то ли радоваться этому. А то ведь не дай Бог Путин, послушавшись Якунина с Сулакшиным, начнет строить российскую государственность на представлении Бога в виде проекций Его лиц на оси координат. С извлечением из этого разложения рекомендаций, как нам жить, как рулить экономикой, внешней политикой и т.д.
История с конференцией по синтезу естественных и гуманитарных наук, это пример того, как господа естественники халтурят на междисциплинарной ниве. Причем вал подобной халтуры с претензиями заменить единый метод обоснования в качестве общего языка для представителей разных наук стремительно нарастает. Но это еще цветочки в сравнении с тем, когда за дело берутся сами философы, к тому же руководимые жаждой не допустить признания единого метода обоснования и изготовить вместо него свой эрзац.