|
Так, соблазняющее и ныне многих онтологическое доказательство бытия Божия (хотя Кант его и отверг - Гегель убедил нас, что к нему нужно вернуться) ведь обозначает не что иное, как готовность отдать Иерусалим на суд Афин. Идея всесовершенного существа была создана в Афинах, и библейский Бог, чтоб приобрести предикат бытия, должен был идти за ним с земным поклоном в Афины, где выковывались и раздавались все предикаты, которые не могут существовать без общего признания. Ни один "разумный" человек не согласится допустить, что Бог может добыть себе нужные ему предикаты по тертуллиановскому novum organum - non pudet quia pudendum est и certum quia impossibile. И это относится не только к нашим современникам или к древним: нельзя забывать, что и "религиозно" настроенное средневековье чтило в Аристотеле pr?cursor Christi in naturalibus<<*4>> и про себя думало, что Philosophus был тоже предшественником Христа in supernaturalibus.<<*5>> Эта древняя, не умершая и в "мрачную эпоху" средневековья, идея получила полное свое выражение в новое время в философии Спинозы. Сейчас она так овладела умами людей, что из ныне живущих никто даже и не подозревает, что правдивый Спиноза вовсе не был так правдив, как это принято думать. Он говорил, и часто говорил, совсем не то, что думал. Неправда, что философию свою он считал не лучшей, а только истинной. Неправда тоже, что, создавая ее, он не плакал, не смеялся, не проклинал, а только прислушивался к тому, что ему говорил разум, т. е. тот ко всему безразличный - потому что не живой - судья, который провозгласил, что сумма углов в треугольнике равняется двум прямым. Если не верите мне - прочтите "Tractatus de emendatione intellectus" или хоть вступительные слова к этому трактату. Тогда вы будете знать, что Спиноза, как некогда Фалес, провалился в пропасть и что из глубины пропасти он взывал к Господу. Неправда тоже, что он трактовал о Боге, уме, о человеческих страстях, как трактуют о линиях и плоскостях, и что он, как и тот судья, которого он навязал людям, был равнодушен и к добру и к злу, и к хорошему и к дурному, и к прекрасному и к безобразному, и только добивался "понимания". Математические ризы, в которые он облачал свою мысль, были взяты им "напрокат", чтобы придать побольше тяжеловесности своему изложению - ведь люди отождествляют так охотно тяжеловесность с значительностью. Но попробуйте "раздрать" их, и вы увидите, как мало похож настоящий Спиноза на того, которого нам сохранила история. Философию свою он, повторяю, считал не истинной, а наилучшей, вопреки тому, что он так категорически заявил своему корреспонденту. Он сам в этом признался в конце этики: "omnia pr?clara tam difficilia quam rara sunt",<<*6>> сказал он. Он искал не verum, a optimum, а людям он, правдивый Спиноза, рассказывал неправду о том, что тому, кто решает, что сумма углов в треугольнике равна двум прямым, дано разрешать все вопросы, возникающие в мятежной и тоскующей человеческой душе. Как случилось, что правдивый Спиноза возвещал всю свою жизнь такую безобразную ложь, об этом я говорю в другом месте. Здесь скажу только еще раз, что эту ложь люди нового 1000 времени приняли как единственно возможную высшую правду. Спиноза показался не только мудрецом, но и святым. Он для нас был единственным трезвым среди пьяных, как некогда Анаксагор для Аристотеля. И он же был канонизирован в святые - вспомните хотя бы восторженные слова Шлейермахера: "opfert mit mir ehrerbietig den Manen des heiligen verstossenen Spinoza",<<*7>> и т. д. — 9 —
|